Лучшее (сборник)
Шрифт:
– Что? С какого самолета?!
– Ну, вы же завтра к нам должны прилететь…
– Я? К вам? А вы кто?!
– А-а-ах! – выдыхает она так, словно это был ее последний вдох.
Я слышу, как у нее перехватывает дыхание, и словно даже чувствую, что она покрывается холодным потом от вселенского ужаса.
– Да пошутил я.
Постоянная работа, или «Ах, кабаре, кабаре, кабаре…»
…Сказать точно, где подстелить соломинку, очень сложно. Особенно, если человек занимается чем-то необычным, ему и тяжелее вдвойне, и…легче вдвойне: – тяжело, потому что он первый и не понимает цену того, что делает, сравнить-то не с кем; зато люди, осознавшие всю возможную прибыль его проекта, всегда готовы наживаться на неведении. Но можно утешить себя тем, что за одного битого двух небитых дают;
– а легко потому,
И, возможно, если я сейчас расскажу, как искал «себя в искусстве», как искал работу и как потом искал возможности свалить с этой работы живым, это вам что-то даст. Конечно, если моя биография вам до фонаря, можете эту главу и не читать.
…Ну, о многих вещах в самом начале карьеры я даже не догадывался. Мне просто надо было чем-то заниматься, а делать всегда лучше то, что ты умеешь и любишь. Что я умел?…Звезды сложились так, что еще с детства я учился быть душой компании. Было трудно, судьба мне препятствовала: роста я был крошечного, водку пить меня не звали, бабы не давали, спортивных достижений за мной не числилось. Но зато понял важную вещь: я умею рассказывать анекдоты! Потому что люблю их, слушаю везде (тогда еще не было печатных сборников) и запоминаю в любых количествах. И к тому же это мне действительно нравится. У всех, наверное, так. Только кто-то увидел шахматы в пять лет, и его не оттащить. Кто-то нажал на клавишу компьютера и с тех пор от него не отходит, мой сын встает в шесть утра и садится играть на аккордеоне (а я так ни за что не садился за фортепьяно, пока мне не давали рубль). Каждый делает то, что ему нравится, и только тогда он находит свое лицо (если только его лицо не слеплено продюсером, но тут отдельная тема для беседы). И возможно, что другой работы, кроме как в клубе, судьба мне не уготовила.
Прошли годы, и я научился неординарно мыслить, был весел и находчив и ко всему прочему знал кучу анекдотов, которыми мог проиллюстрировать любую мысль, даже самую дебильную. Более того, я мог указать человеку его место при помощи тех же самых анекдотов. Многие заявляют: чего, типа, сложного?! Стоять на сцене и травить анекдоты или: «Да мы и сами с усами, тоже умеем материться»! Хочется для начала посоветовать посетить мое выступление. Судить о Трахтенберге по телевидению и радио так же глупо, как учить дзюдо по самоучителю (пусть даже и написанным самим Путиным). «Травля» анекдотов, один за другим, полная безвкусица. Анекдот может существовать только в гордом одиночестве и быть только иллюстрацией какой-то мысли, например афоризма. А мудрые мысли, используемые мною, взяты из классики. Прежде чем заявлять, что я со сцены несу ахинею, подумайте, а вдруг за фразой стоит всеми признанный автор, а вовсе не мое творчество. «Женщина – есть извращенная форма существования материи» – это Гегель. «Между прочим, все мы дрочим» – Бродский. И так далее. А если и использую мат, так еще народ заметил, что из песни слов не выкинешь. И главное, чтобы слова твои были точны и остры. Мат – это только форма.
В какой-то момент своей жизни (после армии, института, поездок по турецким рынкам и немецким кабакам) я уже являлся готовым конферансье: дайте мне труппу, и будет вам шоу. Но труппы не было, да и меня собственно никуда не звали. Тогда я решил мыслить «от противного», если у меня нет труппы, может быть, я могу вписаться в уже готовое шоу. И я начал поиски. Но клубы тогда делились на два типа: или стриптиз, или дискотека. Были еще рестораны, где я изредка работал в качестве тамады, но на постоянную работу все равно не звали, а я ведь уже говорил, как важно иметь именно ее. И вдруг однажды мне подфартило: меня пригласили провести «Тату-конвенцию» в новый, только что открывшийся бар. Именно там кто-то из гостей послал меня по матери. И в этот момент, отвечая ему изысканной матерной тирадой, меня осенила
По окончании программы, пытаясь удержать удачу за хвост, я предложил свои услуги хозяину этого самого бара, заявив, что, во-первых, я режиссер; во-вторых, у меня есть идеи. А в третьих…он послал меня по матери, заявив, что никакое шоу ему не нужно. У него просто маленький бар.
– Ну, может маленькое шоу? Совсем-совсем маленькое, очень-очень низкобюджетное? Я и четыре стриптизерши…
– Максимум две, – заявил хозяин.
– Ну, хорошо. Две и я. Им по тридцать долларов, мне двести.
– Им по двадцать, тебе – тридцать.
– Им по двадцать пять, мне – сто.
– Им по двадцать пять, тебе – пятьдесят.
– И такси до дома.
– По рукам. Приходи послезавтра, покажи, что ты умеешь.
– А бабы?
– Бабы будут.
С этого, пожалуй, все и началось. То, что я предложил, было ново и практически гениально, и что, наверное, сыграло главную роль – очень дешево. Через неделю вход в бар сделали платный, еще через две – удвоили цену за билет. А еще через месяц утроили. Буквально через два месяца в клуб стало не попасть.
Если вы думаете, что я сразу озолотился, ничего подобного. Да у меня был серьезный опыт работы в торговле, и я умел продавать и покупать товар, но как продать «конферансье в ассортименте» – я не знал. Меня взяли, я имел постоянную работу, и уже только это казалось счастьем. Я не решался ставить хозяину жестких условий. Я понимал только одно – сейчас можно раскрутиться. Приглашал журналистов, чтобы они что-то писали о моей работе. Отдавал им бесплатный ужин, который полагался мне. Они что-то писали, иногда в тему, иногда мимо, но «жизнь в искусстве» все равно понемногу начинала налаживаться. Хотя в личной жизни времена были очень тяжелые: у меня только родился ребенок, денег не хватало, случалось, что жена приходила ко мне на работу, и свой ужин я тогда отдавал ей.
* * *
Вот так часто все и начинается: практически с нуля, из ничего. Но и это «ничего» тоже можно пустить в дело.
…Однажды шоумен и ведущий программы «Парад парадов» и по совместительству преподаватель Института культуры Владимир Леншин спросил нас, студентов: «А, скажите-ка мне, у кого из вас есть концертный костюм?» Курс тяжело вздохнул. Ну откуда концертные костюмы у студентов?! Чтобы купить что-то нужное, надо сначала продать что-нибудь ненужное, а для того, чтобы иметь ненужное, его надо вначале купить, а у нас денег нет.
– Все ясно, вы просто не представляете себе, что такое концертный костюм. Он на самом деле есть у каждого: откройте шкаф, возьмите любые брюки, потом пиджак, который не сочетается с этим костюмом. Затем наденьте ботинки, не подходящие ни к костюму, ни к брюкам, и хорошо бы еще шляпку посмешнее – одолжите у пожилых родственников. Часто из таких подручных средств, – из того, что сумеете найти – и создается костюм для сцены. Главное – это идея. В Голливуде за идею платят деньги.
Самая правильная мысль, делать шоу из подручных средств. Программа поначалу была стандартной, хотя и не повторялась. Я произносил монолог, потом выходила баба, она танцевала, я молчал, она уходила – я говорил. Формула успеха на тот момент выглядела так: «один Трахтенберг, плюс две бабы, равняется четыре с половиной часа высокорентабельного шоу», приносящего хозяину пятьсот долларов прибыли в день! Только с билетов! А ведь люди еще при этом по-зверски пили и по-скотски жрали. Народу прибавлялось, а на сцене мы по-прежнему скакали втроем. Меня же постоянно посещала навязчивая идея сделать настоящее кабаре. Как в фильме у Фосса, произведшем в свое время неизгладимое впечатление на мою подростковую душу, концертные номера и мастерство конферансье буквально потрясли. К концу фильма ленинградский школьник точно знал, чем хочет заниматься: сделать в родном городе такое же заведение. И спустя много лет я вернулся к своей мечте. Для начала предложил хозяину добавить еще двоих танцовщиц. Надо сказать, что деньги уже не играли большой роли для него, и он благосклонно разрешил взять еще парочку. Нас стало пятеро. А я все мучительно размышлял, чем же еще можно разбавить программу: ЭВРИКА!!! КОНКУРСЫ!