Лучшее юмористическое фэнтези. Антология

Гейман Нил

В течение ночи я несколько раз просыпался из-за резкого неприятного хруста, который раздавался с той стороны, где были рассыпаны бусы, однако Маккаби не пошевелился, и я решил, что причин для беспокойства нет.

Мы проснулись на рассвете, и мир перед нами переливался и сверкал, как «чертова страна Оз», [211] по выражению Маккаби. После завтрака мне предстояло выполнить титаническую задачу — загрузить мое рассыпавшееся имущество обратно в кузов посредством ржавой лопаты, которую я нашел в одной из пристроек. Маккаби на время оставил меня одного, отправившись к дальней оконечности

участка, усыпанного блестящими стекляшками. Он вернулся довольный и притащил с собой охапку окровавленных кусочков меха.

211

«Land of Hoz». — Возможно, и тут имеет место игра слов: Oz — вариант написания Aus, сокращение от Australia.

— Это скальпы динго, — заявил он. — За них полагается приличное вознаграждение. Преподобный, кажется, вы только что нашли способ борьбы с главным проклятием этого чертова континента. Там валяется куча дохлых динго, кроликов и крыс, которые обожрались вашими бирюльками. Честное слово!

Маккаби так обрадовался неожиданной удаче, что отыскал вторую лопату и тоже принялся грузить бусы в кузов. Мы закончили работу только к вечеру, к тому же бусины наполовину перемешались с землей. Территория вокруг экспериментальной станции по-прежнему напоминала Диснейленд.

— Ну что же, — философски сказал я. — Хорошо, что у меня есть второй грузовик, который я оставил в Брюнетт Дауне.

Маккаби замер, недоверчиво уставился на меня, затем побрел прочь, что-то бормоча себе под нос.

На следующее утро я наконец отправился в путь, чтобы исполнить миссию милосердия. Маккаби сообщил мне, что видел племя анула, когда шел на станцию. По его словам, они расположились лагерем в болотистой низине, среди акаций, и, как обычно, выковыривали из-под коры личинок витчетти и собирали луковицы ирриакура, единственную пищу, доступную в этот засушливый период.

Там я и нашел их на закате дня. Все племя насчитывало не более семидесяти пяти человек, один уродливее другого. Если бы я не знал, что эти души отчаянно нуждаются во мне, то, наверное, повернул бы обратно. Мужчины были высокие и широкоплечие. У них была темно-коричневая кожа, черная борода и густые черные волосы.

обрамлявшие низкий лоб, а также темные, глубоко посаженные глаза и приплюснутый нос. Носовую перегородку они протыкали и вставляли туда кость. У женщин борода отсутствовала, зато их волосы были гуще, чем у мужчин. Их плоские, пустые груди свисали, как медали на ленточках. На мужчинах не было никакой одежды, за исключением веревки из конского волоса, повязанной вокруг талии. На этот импровизированный пояс они вешали бумеранги, музыкальные инструменты, обереги из перьев и тому подобные вещи. Женщины носили нагас, маленькие фартучки из «бумажной коры». [212] У детей не было ничего, кроме соплей.

212

«Бумажная кора» — разговорное название Melaleuca, дерева с толстой бело-серой корой, похожей на бумагу.

Когда я остановил грузовик, аборигены вяло повернули голову в мою сторону. Племя не выказало ни дружелюбия, ни вражды. Я забрался на кабину,

взмахнул руками и воззвал к ним на их родном языке:

— Дети мои, придите ко мне! Я принес вам радостную весть!

Несколько малышей подошли поближе и уставились на меня, ковыряя в носу. Женщины снова взяли свои палки и продолжили копать землю под акациями в поисках пищи. Мужчины, как и прежде, бездельничали. «Они стесняются, — подумал я. — Никто не хочет быть первым».

Поэтому я смело направился к ним, взял сморщенного, седобородого старца за локоть и потянул его за собой. Поднявшись в кабину, я открыл маленький лючок, через который можно было добраться до содержимого кузова, и заставил сопротивляющегося старика просунуть руку внутрь. Абориген вытащил пригоршню грязи и одну зеленую бусину. Увидев незнакомый предмет, он принялся его озадаченно разглядывать.

Как я и ожидал, остальные члены племени, заинтересовавшись, сгрудились вокруг меня.

— Здесь всем хватит, дети мои! — прокричал я на языке анула.

Одного за другим я силком тащил к кабине и помогал залезть внутрь. Аборигены послушно просовывали руку в отверстие, брали одну бусину и поспешно возвращались к своим занятиям, явно испытывая облегчение оттого, что церемония закончена.

— В чем дело? — спросил я скромную девчушку, которая подошла последней и взяла две бусины. — Неужели никому не нравятся эти милые вещицы?

Девушка виновато вздрогнула, вернула одну бусину и убежала.

Меня поразило безразличие этих людей. Теперь у каждого члена племени была одна бусина, а я привез с собой около шестисот миллионов разноцветных стеклянных шариков.

Заподозрив неладное, я подошел к ним поближе и начал вслушиваться в их замысловатую, непривычную речь. Я не понял ни слова! «О ужас, — подумал я. — Если мы не сможем общаться, мне никогда не убедить их принять бусы… или меня… или Евангелие. Может, я ошибся и попал не к тому племени? Или они сознательно не желают со мной разговаривать и несут тарабарщину?»

Был лишь один способ выяснить это без лишнего шума. Я развернул грузовик и, не разбирая дороги, помчался на станцию в надежде, что застану там Маккаби.

Так оно и вышло. Дикие собаки опять совершили массовое самоубийство, поужинав моими бусами, и Маккаби не собирался уходить, пока неожиданный источник дохода не иссякнет. На рассвете, когда я подъехал к станции, мой знакомый снимал скальпы с погибших за ночь животных. Я вылез из грузовика и торопливо поведал ему о своей проблеме.

— Я не понимаю их, а они не понимают меня. Вы говорили, что знаете большинство местных наречий. Что я делаю неправильно? — Я быстро произнес фразу на языке аборигенов и обеспокоенно спросил:

— Вы поняли, что я сказал?

— О да, — ответил Маккаби. — Вы обещали заплатить мне тридцать пфеннигов, если мой черный зад окажется в вашей постели. Грязный скряга, — добавил он.

Несколько смущенный, я взмолился:

— Не обращайте внимания на значение слов. Может, у меня плохое произношение?

— Нет, вы отлично говорите на питджантджатджаре.

— Что?

— Это язык, который значительно отличается от анула. В языке анула девять классов существительных. Единственное, двойственное, тройственное и множественное число выражаются посредством префиксов к местоимениям. Переходные глаголы включают в себя местоимение, обозначающее объект. У глаголов много времен и наклонений, а также форма отрицательного спряжения.