Лучшее юмористическое фэнтези. Антология
Шрифт:
— Такова была его последняя воля. Рыцарский кодекс чести и так далее. Ну да, неудобно. Но что поделаешь. Мы лишь исполняем приказ. И все такое.
Нина, царица амазонок, не знает, что и делать. Она лежит навзничь посреди поляны. Ей очень холодно. Дева Мэриан, Малютка Джон и Гай Гисборн отправились за телом разбойника Робина Гуда. А также за острым ножом, иголкой и ниткой, чтобы разрезать ее и снова зашить. Некоторые традиции священны, и последняя воля умирающего народного героя — закон. Но все равно при мысли
— Прекрати сейчас же! Скоро прибудут скорбящие. Хазарский бог сновидений хихикает:
— Это точно. Ну и что чувствуешь в качестве могилы? Жаль, мне самому такой сценарий кошмара ни разу в голову не пришел!
— От меня ты подсказок точно не дождешься…
— Все равно я не мог посылать моему народу сновидения с тех пор, как ты меня здесь заточила. Так что можешь с тем же успехом меня отпустить. Разбей склянку.
— Еще чего. Пускай тебя лучше похоронят внутри меня вместе с Робином, как жертвоприношение.
— Что?! Да ты шутишь! Я и без того скоро свихнусь от клаустрофобии. Во чреве так темно и душно. Пожалуйста, не надо!
— А чем ты мне отплатишь, если я избавлю тебя от этой судьбы?
— Вам станет лучше, госпожа! Честное слово!
— То есть я поправлюсь, несмотря на эту стрелу? И переживу похороны? Договорились.
— Но только если ты меня потом отпустишь.
— Хорошо, так вроде по-честному. Идет!
Они не ударяют по рукам. Божок произносит заклинание и все еще дует на пальцы, когда на поляне появляется скорбная процессия в черных нарукавных повязках. Малютка Джон тащит на плече труп, Дева Мэриан принимается орудовать ножом. Гай Гисборн содрогается, когда первая струйка крови ударяет ему в глаз. Он терпеть не может печальных оказий.
Хозяин «Девы и островерхой шляпы» никогда еще не встречал таких болтливых гуляк, как эти трое незнакомцев, что устроились в углу, хлещут мед и, громоподобно хохоча, травят анекдоты. Рыжеволосая дама, бомжеватый великан-бородач и молодой синеглазый блондин. Даже в свою бытность плотником кабатчик не слыхивал таких скрежещущих звуков. Троица пьет, передавая по кругу норманнский шлем, носовая перегородка служит ручкой.
— А потом я застал его в женском белье! — выкрикивает блондин.
— Хо-хо-хо! Ха-ха-ха! — гогочут остальные двое.
Они явно провожают в последний путь усопшего товарища. Непохоже, чтобы они по нему особенно тужили. Может, он был перехваленный загордившийся засранец? Да, наверное, дело в этом.
— Если бы только Робин был здесь, чтобы взять нам всем еще по кружечке! Да, такого благородного противника не вдруг и найдешь! Я чуть не разрыдался, когда насадил его на меч.
— На самом деле, — бормочет дама, — он всегда был ужасным скрягой.
— Неужто?
— Да уж, в цензуре он толк знал. А вот любовник был аховый. Меткости никакой. О выносливости и говорить нечего.
Великан скрежещет зубами:
— Скатертью дорожка!
— Не ожидал я этого, — признается блондин.
Хлопает дверь, и в таверну на подкашивающихся ногах вваливается очень высокая женщина. Из живота у нее торчит стрела. На лице застыла гримаса боли.
— Вот, значит, где вы устроились. Мило, ничего не скажешь: надираетесь как свиньи, а мне что, на холоде валяться? Ну-ка подвиньтесь, помянем как следует.
Возле стола имеется лишний табурет. Никто не пытается его убрать.
— Э-э… так вам, выходит, лучше?
— Да уж не без этого. И не стройте такие удивленные рожи. Я царица амазонок и знаю уйму фокусов, чтобы выбраться из передряги. Правда, мужчину целиком в меня еще не вставляли ни разу. Немного жмет, но жаловаться не в моих привычках. Скажите-ка лучше, где это вы раздобыли в лесу черные повязки?
— Разодрали плащ Гая Гисборна.
— Лгун! Эта модная вещица была красной, а не черной.
— Мы покрасили их соком ягод.
— В феврале? Сомневаюсь. А если серьезно?
— Мы уже забыли. Вот!
— Но подобные мелочи очень важны… Секундочку! У меня жуткая боль в тазовой области! Это схватки! Сейчас я рожу!
— Скорей! Полотенце и горячую воду!
— Поздно! Вот уже вылезает голова!
— Какая уродина! Кто-нибудь, шлепните это по спине!
Стиснув кулаки, вперед выступает Малютка Джон:
— Минутку! Что это там оно говорит, полностью вылезая? Пытается сформулировать свою первую фразу! Как трогательно. Тихо все, слушаем.
Они склоняются, приставив ладони к ушам.
— К распропрелатской матери, сто дубов вам в глотку! Дева Мэриан закатывает глаза:
— Это мальчик! Переросток, со взрослого мужчину!
Шериф Ноттингемский достиг лесной поляны. Его сопровождают пятьдесят конных рыцарей. Они носят полный комплект доспехов и никогда не говорят, поэтому нельзя быть стопроцентно уверенным, что внутри кто-то есть. Возможно, это заводные автоматы, созданные колдуном — прежним хозяином замка. Как бы то ни было, шериф нашел их аккуратно сложенными в подвале. Он хорошо помнит, как целый день отчищал их от ржавчины специальной щеточкой.
Он осаживает коня и поудобней устраивается в седле, поскрипывая. Под его собственными доспехами на нем чулки и пояс с подвязками. На коже от них образуются приятные рубцы. И черные атласные трусики слишком туги. На дворе 1193 год. XIII век не за горами. Шериф надеется, что со временем его половая жизнь улучшится.
— Смотрите! Улика!
Он указывает на склянку, лежащую под копытами. Теперь в ней пусто.
Некоторые из его рыцарей крутят головами и тихонько фыркают: «Фасс-васс». Других звуков они не издают, кроме еще одного: «Шуш-ш-ш».