Лучшие байки от «Юморынка»

Буркин Юлий Сергеевич

Ну, и под конец он поразил меня еще раз.

– Это ваш бумажник? – спросил он у одного из потерпевших.

– Мой.

– Что в нем било?

– Паспорт и билет.

«Мегрэ» проверил, все правильно. «Получай, дорогой». Дошла очередь до меня, он показывает мне фотоаппарат:

– Ваш?

– Мой.

– Что в нем било?

– Пленка «Кодак».

Он преспокойно открывает аппарат, вытаскивает пленку, само собой, засвечивая ее, читает:

– «Кодак». Все верно. Получай, дорогой...

Так и не получилось у меня похвастаться снимками солнечного затмения.

* * *

– Прямо

не знаю, неужели то, что я байки люблю, у меня на лбу написано? Сажусь недавно в такси, машина трогается, и водила сразу же начинает: «А еще такая история была...»

А историю он поведал следующую. Будто бы в армии он служил при штабе, водителем начальника ВАИ (кто не знает – это военная автоинспекция). «Так вот, – рассказывает он, – будят меня однажды среди ночи: „Иди к телефону, полковник твой тебя вызывает“. Подхожу, шеф мой командует: „Бегом в автопарк, выезжаем на ДТП“. Я прикидываю: если мой полковник самолично среди ночи на ДТП собрался, дело, значит, серьезное...

И, правда. Едем за город, и он мне объясняет, что какой-то наш солдатик за рулем заснул и прямо в гражданский дом въехал. Пол стены снес. Ему-то трибунала однозначно не миновать, а вот гражданский ущерб возместить – проблема...

Приезжаем и видим: загородный домик одноэтажный, кирпичный. Половины стены и вправду нет, а из огромной дыры в ней торчит задница «66-го». Заходим, уже приготовились к тяжелому разговору, и видим неожиданную картину.

В доме толпа народу, все навеселе, музыка играет танцы... Солдатик наш сидит посреди комнаты, пьяненький, на коленях у него девица какая-то. Все довольны и счастливы, нас встречают, как дорогих гостей...

А когда мы узнали, в чем дело, то полковник мой уже и не знал, то ли под трибунал водилу отдавать, то ли благодарность ему объявить. Дело в том, что, оказывается, въехал он в комнату, в которой уже семнадцать лет парализованная девушка неподвижно лежала. А как он въехал, девушка эта вскочила и побежала... Шок ее излечил. Вся родня ликует, и тут же солдатика сватают: «Ты вылечил, ты и женись... Такая, вот, история...»

* * *

– Чего только не бывает в жизни. Мне рассказали, как один наш начинающий дипломат в Африку поехал. В первый же день надрался там виски, пришел в гостиницу, жара страшная, ни кондиционеры, ни вентиляторы не помогают. Он морозильную камеру открыл, руки-ноги туда засунул, да и уснул по пьяни...

А утром его в Москву экстренно самолетом доставили – с обморожением конечностей. У африканских врачей нет опыта лечения такой травмы.

* * *

Чужая страна – потемки. Есть такой писатель – Милн. «Винни-Пуха» написал. Так вот, у писателя этого есть племянник. Языковед, специалист по русскому языку. Тоже Милн.

Это давно, лет двадцать назад было. Съехались на какой-то симпозиум в Москву со всего мира лингвисты-славянисты. И Милн среди них. Только сам он больше на Винни-Пуха больше похож. Маленький, толстенький холерик.

На банкете в честь открытия форума выпили хорошенько, и Милн своих русских коллег попросил рассказать все,

что можно о знаменитой русской ненормативной лексике. О мате, то бишь. Ну, наши, конечно, рады стараться. Они говорят, он торопливо себе в тетрадь все записывает: само словечко, в каких случаях употребляется, как видоизменяется...

А наутро иностранцы отправились в буфет – завтракать. Стоят у стойки, ждут, когда буфетчица выйдет. А ей наплевать, что ее ждут. Она – наша, советская буфетчица. Посуду моет. И не слишком-то торопится. Пока не вымоет, не выглянет даже.

Иностранцы к такому не привыкли, даже и не знают, как себя вести в такой ситуации. Десять минут ждут, пятнадцать, двадцать... Покашливают, чтобы к себе внимание привлечь, зовут тихонько: «Хеллоу-у...» Все без толку.

Тут в буфет заходит Милн. Видит эту картину. Его холерическая натура не может смириться с пассивным ожиданием. Он проталкивается к стойке, достает тетрадку, что-то в ней находит и выкрикивает: «Хей, ты, ёп...ая сука, паффарачифайся!» И победно смотрит на коллег, мол, я-то знаю, как и что нужно в России говорить!

Бедная женщина, услышав такое, выскакивает... И видит перед собой группу с иголочки одетых, чисто выбритых, благоухающих туалетной водой мужчин. И все слова, которые она хотела в ответ выкрикнуть, у нее застревают в горле. И она выдавливает из себя: «Как вы смеете меня оскорблять?...»

Милн хмуриться. Снова принимается перелистывать свою тетрадку. Затем, найдя нужное слово, довольно ухмыляется и сообщает: «Фот, фот! Именно б...!»

* * *

Однажды мы сидели в общаге и квасили. Квасить просто так было скучно, поэтому мы говорили тосты. Телевизор был включен, шла передача «Тема», в которой журналист мучал троицу русских режиссеров детского кино. Мы не смотрели и не слушали, телик шел чисто для фона.

Подняли в десятый раз рюмки. «Ну... ну», – и никак не можем придумать подходящий тост.

В это время журналист в телевизоре задал вопрос: «Как вы думаете, может наше отечественное кино соперничать с американским?» Режиссер принялся млить: «В смысле зрелищности, конечно же нет, ведь почти все зависит от вложенных сумм... Но за то мы могли бы снимать сериалы, которые пользовались бы успехом у наших детей потому, что речь в них шла бы о НАШИХ людях, о НАШИХ проблемах, о НАШИХ тушканчиках...»

Тушканчиках?! Почему тушканчиках?!!

– За наших тушканчиков! – нашелся кто-то, и мы с удовольствием выпили. С тех пор этот тост стал неотъемлемой частью всех наших посиделок.

* * *

Стоял как-то ночью в расположении части часовой – у знамени. И вдруг захотел в туалет. Ну, просто, невтерпеж. А как уйдешь? Знамя-то не бросишь, под трибунал угодишь. И тогда он вот что додумался сделать: ушел в туалет прямо со знаменем.

Благо, сортир неподалеку был, и солдатик вовремя услышал шаги в коридоре. Дверь чуть-чуть приоткрыл, выглянул, смотрит: а там – командир части... Стоит, оцепенев, с выпученными глазами: ни знамени нет, ни часового. С минуту он так в оцепенении простоял, потом заорал диким голосом и – бегом по коридору.