Лучший экипаж Солнечной. Саботажник. У Билли есть хреновина
Шрифт:
Не считая, конечно, тех, от столкновения с кем он почти ежедневно уклоняется на трассе.
– Расскажите, миссис Палмер, – просит лейтенант.
Ну, вот она уже теребит платок.
– Понимаете, мой Ронни… Мой сынок. Он брокер в Чикаго. Раньше он довольно часто говорил со мной…
Врет. Не часто. Очень редко.
– …А последние два месяца я не могу с ним связаться. Его ком заблокирован. И мне сказали, что по тому адресу, который у меня был, Ронни не проживает. Я очень тревожусь… Показать вам его фотографию? Ох,
– Не надо, – сухо говорит Билли. Он, конечно, слегка похмелился, но ему этого мало, и телячьих нежностей от него сегодня не дождешься.
– Не надо? – переспрашивает дамочка удивленно.
Лишь бы Билли ее до слез не довел. Платочек уже скомкан.
– Будьте добры, мэм, вызовите в памяти образ Ронни. Это гораздо лучше фотографии. Подумайте о сыне. Можете закрыть глаза.
– Да, да…
Билли тоже закрывает глаза и плотнее сжимает кулак.
Лейтенант смотрит на Билли так, словно готов пристрелить его при первом же резком движении.
Свисающая из кулака цепочка легонько раскачивается. Туда–сюда. Туда–сюда. Как бы не загипнотизироваться. Я тоже недостаточно похмелён.
Билли делает мощный выдох и разжмуривается. Бросает короткий взгляд на подобравшегося лейтенанта.
– Вы–то, – говорит, – чего так напряглись, мистер Гибсон? Напрягаться – моя работа. А ваша – других напрягать.
Лейтенант открывает было рот, но тут вклиниваюсь я.
– Будь хорошим мальчиком, Билли, не тяни резину.
– Осознал, – кивает Билли. – Ну, что вам сказать, миссис Палмер. Ничего страшного. Но мое сообщение может несколько удивить вас.
– Мой мальчик… Он здоров?
– Здоровее нас всех, мэм. Будьте любезны, припомните, Ронни никогда не говорил вам, что его привлекает карьера военного?
Лейтенант уже не готов пристрелить Билли. Он пытается сопоставить два образа – тот, что «соси бензин», и вот этот, с грамотно построенными фразами.
У Билли даже осанка переменилась. Он сидит, как аристократ, черная дылда. Как царь небольшого, но опасного народа.
– Военный… – шепчет дамочка и бледнеет.
– Насколько я понял, мэм, ком вашего сына заблокирован неспроста. Ронни сейчас в каком–то закрытом лагере. Это очень похоже на вступительные тесты войск специального назначения. Так что наберитесь терпения – еще месяц он не отзовется. Если, конечно, раньше не даст слабину. Хотя у меня сложилось впечатление, что ваш сын полон решимости продержаться до конца. Он упорный парень.
– Спецназ… О, боже! Но разве туда берут кого угодно?
– Простите, мэм, но ваш сын не «кто угодно». Он морпех.
Дамочку, кажется, сейчас хватит удар. В переносном смысле. Физического здоровья у нее на двоих.
– Ну, мы пойдем, миссис Палмер, – быстро говорит лейтенант. – Будем надеяться, что все так и есть, как сказал Вильям. Рад за Ронни, рад за вас, безусловно, проверю информацию по официальным каналам…
А сам
Билли встает и отвешивает миссис Палмер церемонный поклон.
Миссис Палмер терзает платок и бормочет: «Ронни, мой Ронни, как же ты мог так расстроить мамочку…»
Лейтенант чуть ли не волоком тащит нас на крыльцо.
– Уффф! Успели сбежать. А то сейчас начнется…
Из–за двери раздается тихий, но уверенный вой.
– Пошли, пошли! – командует лейтенант, толкая нас от дома.
Вой набирает обороты.
– Спасибо, Вильям, – говорит лейтенант, протягивая Билли руку. – И простите мне эту небольшую проверку. Я просто обязан был, понимаете? Ну, согласитесь… Все так и есть, Ронни никогда не работал брокером, он капрал морской пехоты и очень хорошо себя чувствует.
У Билли цепочка по–прежнему свисает из кулака. И этот кулак он подносит к физиономии лейтенанта. Без угрозы. Просто тычет кулаком ему в нос.
– А эта Палмер, дура набитая… – лейтенант обрывает фразу и застывает с открытым ртом.
Сейчас Билли ему влепит за «небольшую проверку».
– Вы, мистер Гибсон, – говорит Билли, растягивая слова и глядя сквозь лейтенанта, – всегда были влюбчивы. Но еще вы были неисправимым романтиком. Поэтому ни одной из своих женщин вы никогда не изменяли…
Повисает мучительная пауза.
А в беленьком домике все громче воют и уже вроде бы рычат. Сейчас кидаться начнут.
– И супруге вы не изменяете, даже когда очень хочется…
У лейтенанта из–под фуражки стекает обильный пот. Лейтенант страшно, до судорог, боится того, что Билли может сказать дальше. Ведь соврет, зараз – и не проверишь. А и не соврет – не докажешь. И мучайся потом до конца своих дней, до посинения и трупного окоченения.
Билли медленно–медленно расплывается в улыбке.
– Такие дела, лейтенант! – победоносно сообщает он, убирает кулак и вешает камень на шею.
Сует руки в брюки и уходит, держа курс на центр города.
Лейтенанта забирает нервный тик. Щека дергается.
– Облегчить вашу участь? – говорю.
Лейтенант хрипит, откашливается и наконец спрашивает, пряча глаза:
– Как – облегчить?
– Билли не может вычислить то, на что намекал. Он легко установит, где сейчас ваша жена или как себя чувствуют ваши прежние симпатии. Но прощупать их на предмет неверности – фигушки. Не его амплуа.
Лейтенант недоверчиво на меня косится.
– Это Всевидящий Камень, – объясняю. – Просто Всевидящий. Не путайте со Всезнающим.
– И такой есть?!
– Айвен! – орет Билли издалека. – Хлоп твою железку, ты идешь, или что?
– Информация никуда не исчезает, мистер Гибсон. Все наши поступки оставляют следы. Но это вне компетенции Билли. Он видит то, что есть здесь и сейчас.
– Как же он так вскрыл мое прошлое?
– Легко. Ведь оно запечатлено в вас, мистер Гибсон.