Лучший исторический детектив – 2
Шрифт:
— Там Верка живёт, есть такая девка. Но не Лаврищева она — Ковалёва. Лаврищевы на кутке живут. Шо, промахнулся, морда лысая?
«Так, — судорожно работал мозг следователя, — сегодня 7 июля 1943 года. Значит, матери ещё 16 лет, она ещё не замужем за Ильёй Лаврищевым, а её девичья фамилия — Ковалёва. Вера Ковалёва. В сельсовете их распишут только через три года, в сорок шестом. Значит, она ещё Ковалёва, а не Лаврищева и ещё меня не родила… Я ведь появился на свет аж в сорок девятом. Срочно поправить версию!».
—
Следователь, читая в глазах Фридриха сомнение, опрометчиво добавил из профессиональной лексики:
— Не верите? Так можете легко проверить мою версию.
— Слыхал? — взвился Блоха. — Он не по-нашенски и балакаить…
Лёнька, прищурив глазки-буравчики, молча обошёл вокруг Игоря Ильича, пристально всматриваясь в чумазое лицо Лаврищева.
— Семен, а Семен, — повернулся он к старосте. — Похож, кажись, на деда Лаврищевых. Лысый, и морда лупоглазая…Сажей весь, как чёрт, перемазанный. Не признаеш сразу. А насчёт Ковалёвых брешить зараза. Чуйкой своей чую: брешить, сука!
В ответ староста лишь плечами пожал.
— А мы вот и проверим «версию», родственничек, — улыбаясь своей задумке, протянул Фридрих и что-то тихо сказал Курту. Тот, сверкнув зелёными глазами в сторону следователя, повёл дулом автомата в сторону двери.
— Тафай! — гаркнул рыжий холуй Фридриха. — Шпацирен!
Солдат вывел Лаврищева во двор. Вслед за ними вышел Фридрих и сел в двуколку. Он уже надел трофей на палец. Перстень был великоват даже для безымянного пальца, но это ничуть не огорчило офицера. Июльское солнце заиграло в гранях драгоценного камня всеми цветами радуги, и Ланге невольно залюбовался чистотой и филигранными формами бриллианта.
— Если попытаешься сбежать, родственник, — ласково сказал Фридрих Игорю Ильичу, любуясь перстнем, — то Курт тебя просто пристрелит. Будешь бежать за Россинантом, моей лошадкой. Отстанешь — тоже пристрелит. А версия — слово-то какое знаешь! — не подтвердится — я тебе окажу высокую честь: расстреляю лично.
«Изверг, серийный маньяк! — дал характеристику «ласковой интонации Ланге следователь. — С улыбкой на тонких губах будет, наверное, целиться при расстреле».
— А я? Корову ведь, хер офицер, обещали!.. — запричитал Лёньчик, вытирая картузом с оторванным козырьком потное лицо.
— Будет тебе и белка, будет и свисток! Карошая русская пословица, — рассмеялся Фридрих.
Староста Семён, не дожидаясь Фридриха с Куртом, покатил на своём велосипеде в сторону Гуево. К нему на багажник на ходу лихо запрыгнул Лёньчик Блоха, ударившись носом о болтавшуюся за спиной старосты винтовку.
— Семен, ты бы свою пукалку на раму привязывал! Нос вот разбил, — захныкал Лёньчик.
— Нос у тебя шибко длинный, гляжу, — буркнул
— Тафай, тафай! — смеясь, подбадривал Курт и прицеливался в Игоря Ильича. — Гут, камрат, зер гут!
За двуколкой, широко открыв рот, тяжело трусил Лаврищев, стараясь не отставать от лёгкого экипажа.
Вот и знакомая с детства его ракита с дуплом. Отсюда до родного дома — рукой подать. Глаза заливал липкий пот. Следователь пытался рассмотреть очертания родного дома и не видел его. «Ах да! — мелькнуло в голове у Игоря Ильича. — Отец с матерью его только через четыре года после победы построили. В 43-м его ещё не было…».
На мостках, подоткнув полы платья, девушка в лёгком ситцевом платьице полоскала бельё в речке. Староста съехал с дороги, подкатил к мосткам.
— Хер офицер! — крикнул оттуда Блоха. — А вот и Верка Ковалёва. Ща у девки разузнаем, какой он им родственник.
Фридрих натянул вожжи, остановил взмыленного коня. Лаврищев, измождённый бегом по пересечённой местности, еле держался на ногах.
— Фроляйн! — обратился Ланге к молодке, надев своё пенсне. — Ты — Верка Ковалёва?
— Ну я, — тихо ответила девушка, не выпуская из рук мокрую наволочку.
Сердце Игоря Ильича дрогнуло: это же мать! Его мать, ещё не жена Ильи Лаврищева, ещё не родившая и даже не зачавшая его, своего первенца Игорёшку, но — мама! Красивая, молодая. На одной из фотографий, висевших потом в их доме, он вспомнил её молодое красивое лицо. «Мама», — бесшумно прошептал сухими губами Игорь Ильич.
— А этот челофек, — офицер стеком легонько хлопнул по плечу следователя, — не фаш родственник?
Девушка, прикрыв от солнца глаза ладошкой, вглядывалась в лицо Лаврищева.
— Он утверждает, что он фаш близкий родственник, — повторил Фридрих.
Девчушка, уронив простынь на траву, приблизилась к Игорю Ильичу, тревожно глядя ему в глаза. На какое-то мгновение Лаврищев увидел, как слабая тёплая искорка вспыхнула, но потом погасла в её взгляде. «Мама, это же я, твой будущий сын Игорёшка, — посылал Лаврищев растерявшейся девушке мысленное сообщение — Спаси меня, мама!..»
Вера Ковалёва покачала головой:
— Нет, господин офицер, этот чумазый дедушка нам, Кавалёвым, не родственник…
— Я ж вам сразу доказывал! Корова — моя. Да, хер офицер? — заегозил Лёньчик.
— Данке шён, фроляйн, — поблагодарил её Фридрих и повернулся к Лаврищеву. — «Версия», как фы выражаетесь, чумазый дедушка, не подтвердилась… Уговор у фас, русских, как я знаю, дороже денег. Я обещал оказать тебе высокую честь расстрелять фас самолично? Я своё слово буду держать.
Лаврищев угрюмо молчал.