Лучший исторический детектив – 2
Шрифт:
Лаврищев, извиняясь направо и налево, с трудом влез в переполненный тамбур. Тощая Мария Сигизмундовна проскользнула без потерь, если не считать сбитую с головы чьим-то локтем соломенную шляпку.
— Мужчина! — вскрикнула бывшая судья. — Не размахивайте руками. Тут кругом люди…
— Если мы такие нежные, то на такси ездите! — ответил мужик в тельняшке.
— Не ваше дело, на чём нам ездить! — возразила Мария Сигизмундовна, ввязываясь в состязательный диалог «обвинения» и «защиты».
— Лаврищев, выставив вперёд ведро,
— Я же говорил: давай, Маша, на машине поедем!
Супруга вздохнула:
— Ну, погорячилась, погорячилась, Ильич. С кем не бывает?
— Бывает, — согласился эксследователь. — И на старухе бывает прореха.
Мужик в тельняшке поправил Лаврищева:
— Проруха!
— Что, уважаемый? — спросил Игорь Ильич, больно толкая «полосатого» говоруна ведром в бок.
— Я говорю, и на старуху бывает проруха, — ответил тот.
Игорь Ильич кивнул:
— Сперва прореха, а потом уж проруха. Вон, матрос, у тебя сзади на тельняшке — прореха.
— Согласен, — миролюбиво улыбнулся пассажир. — Знать, скоро и проруха будет.
…У двери своей квартиры Мария Сигизмундовна, прежде чем вставить ключ в замочную скважину, обратилась к мужу:
— Осмотри, пожалуйста, замок, следователь. Мне кажется, вот тут появилась свежая царапина.
Лаврищев нагнулся, чтобы получше разглядеть на декоративной пластине, которая прикрывала замочную скважину, действительно появившуюся свежую царапину.
— Мда-а, — неопределённо протянул Игорь Ильич. — Царапина свежая. Остаётся выяснить, кто царапался.
Мария Сигизмундовна вцепилась в локоть Лаврищева, шёпотом спросила:
— А если в квартире домушники? Звони, Ильич, в милицию…
— Ты хотела сказать — в полицию.
— Не тупи! Звони, я сказала!..
— Минуточку…
Лаврищев сунул ключ с бородкой в личину, сделал пару оборотов…
И в этот момент массивная железная дверь их квартиры распахнулась.
— Ой! — пискнула Мария.
— Здравствуй, мама! — вышел им навстречу бородатый мужчина пятьдесят шестого размера.
— Юлиан! — выдохнула она. — Как ты меня напугал, сынок!..
— Привет, Лаврищев! — улыбнулся пасынок и крепко пожал руку приёмному отцу. — Я больше часа проторчал на лестничной площадке, а потом вспомнил, что у меня есть запасные ключи… Думаю, вы не будете меня корить за маленькое самоуправство…
— Но ключи у тебя были от старого замка, Юлик, — придя в себя, сказала Лаврищева-Семионова. — Мы неделю назад новый замок поставили. Пять тысяч за замок, тысячу — слесарю за установку. Как ты его открыл? Он же с секретом…
— С секретом? — рассмеялся Юлиан. — А я не знал об этом, потому и открыл старыми ключами. Что же вы стоите на пороге? Милости прошу в ваш дом!
— В наш дом, — поправил пасынка Игорь Ильич. — Ты ведь, Юлик, был нашим сыном им и остался.
Когда за спиной супругов захлопнулась входная дверь, Юлиан кивнул в сторону старого телефона.
— А вы ещё не выкинули этого старичка на помойку?
— Он никому не мешает, — сказал Лаврищев.
— Он тут без вас так барабанил, что охрип, бедный, — поднял трубку старого телефонного аппарата Юлиан. — А теперь что-то скромно молчит.
И в тот день старый домашний телефон старался вовсю, выбиваясь из последних сил. В который раз доказывал: что там ваши айпеды с айфонами!.. Вот раньше нас делали люди!.. Не кривыми пальцами делали, а на совесть. Сколько стою на полке — и падал с неё головой вниз, и шнур мой рвали, и горячим кофе пластмассу обливали — а я стою, соединяю, работаю — значит, живу!
С самого утра, пока Лаврищев с супругой завтракали на даче, шли по лесной дороге к железнодорожной платформе, ехали в битком набитой электричке, он пытался исправно исполнить свой долг: соединить двух абонентов, находящихся на разных концах телефонного кабеля.
Телефон умолкал ненадолго, будто только для того, чтобы взять в свои нехитрые схемы побольше надежды… Но вскоре его звонок хрипел с новой силой.
У старых телефонов, как когда-то заметил Лаврищев, вера в воссоединение абонентов умирает только вместе с аппаратом. Он может звонить до самой смерти, до своего полного физического уничтожения — и никогда не устанет от своего единственного в жизни предназначения — соединять людей, которые на его языке назывались техническим словом — «абоненты».
Лаврищев снял кроссовки в прихожей, понёс ведро с клубникой на кухню, чтобы потом принять душ, сварить кофе и поговорить по душам с Юлианом. Но только Игорь Ильич поставил ведро на табурет, как в прихожей захрипел своим ржавым звонком старый телефон.
— Ильич! — из ванной крикнула Мария Сигизмундовна. — Возьми трубку! Кто-то вспомнил наш стационарный номер.
— Да, слушаю вас, — устало сказал в трубку Лаврищев, погладив аппарат по поблекшей пластмассе.
— Здравствуйте, Игорь Ильич, — услышал он незнакомый женский голос.
— Простите, кто это?
— Меня зовут Анастасия Шухова. Вы меня не знаете, поэтому коротенько о себе: я писатель из Москвы.
Лаврищев не удержался от шутки:
— А я думал, что живых писателей уже в России нет… Извели инженеров человеческих душ. За ненадобностью в век прагматиков и деловых людей.
На том конце провода голос помолчал, потом, продолжил:
— Есть ещё и живые, как это и мне ни странно… Но ближе к теме. Два года назад купила в Гуево старый деревенский дом, чтобы здесь, в русской глубинке, дописать свою дилогию… — В трубке опять повисла пауза. — Короче, мой гуевский дом стоит по соседству с домом вашей матушки, Веры Ивановны Лаврищевой…