Лучший из миров (сборник НФ 1964 г.)
Шрифт:
— И нет ученых, которые бы смогли это сделать?
— За такой короткий промежуток времени — нет…
— Так что же тогда?
— Нужно создать таких ученых.
Я остолбенел. Этого еще не хватало! За последние сто лет люди привыкли к фантастическим успехам науки. Они свыклись с полетами в космос, они больше не удивляются управляемой термоядерной реакции, они перестали восхищаться животными, выращиваемыми в искусственной среде, их больше не удивляют успехи в области экспериментальной генетики, которые позволяли получить совершенно новые виды живых существ. Но создавать гениальных
— Чушь какая-то, — пробормотал я, с подозрением глядя на Корио.
— Я знал, что ты мне не поверишь. Я хочу, чтобы ты и Олла пошли со мной на заседание ученого совета Института структурной нейрокибернетики. Там по этому вопросу сегодня будет дискуссия. Основной докладчик — доктор Фавранов…
Доктор Фавранов… Я был однажды на его публичной лекции и помнил, как он заявил тогда:
— Коммунистическое общество освободило человечество от всех материальных забот, от всякого морального гнета. На повестке дня стоит важная задача — раскрепостить гений человека. Человек имеет в себе все необходимое, чтобы стать гениальным.
Доклад доктора Фавранова был не таким популярным, как тот, который я слушал несколько лет назад. В кратком введении он сообщил о наблюдениях его института над часто встречающимися случаями гениальности у детей, которая с годами угасает. Он подверг анализу это явление и сообщил, что основная причина такого угасания — это многочисленные побочные и ненужные в новых социальных условиях нервные связи, которые возникли у человека в процессе многовековой эволюции. Хотя коммунизм избавил человека от борьбы за существование, от страха перед неизвестным, от заботы о своей жизни и жизни своего потомства, физиологическая структура нервной системы продолжает повторять схему, которая была человеку нужна тогда, когда на земле царили волчьи законы. Необходимость в аппарате приспособления к враждебным условиям жизни исчезла при социализме. В коммунистическом же обществе отдельные проявления этой приспособляемости являются главным тормозом раскрытия гигантских творческих способностей людей.
— Организация нервной системы человека, доставшаяся нам по наследству, — говорил Фавранов, — слишком несовершенна и обременительна. Мы не можем ждать, пока она отомрет сама собой. Еще многие поколения людей будут чувствовать безотчетный и беспричинный страх, отчаяние, ненависть, горе, печаль. Задача науки — ускорить процесс духовного совершенствования человека.
На схемах, проектируемых на экран, докладчик показал, какие участки центральной нервной системы современного человека являются, как он выразился, "аппендиксами", тормозящими проявление гения человечества в области науки и искусства.
— И вы предлагаете удалить эти "аппендиксы"? — спросил Фавранова председательствовавший доктор Майнеров.
— Да, конечно.
— И после этого человек обретет способности?
— Тот, кто обладает нужным комплексом знаний, будет пользоваться им более эффективно. Кто таких знаний не имеет, приобретет их достаточно легко. Вы, конечно, понимаете, — добавил Фавранов, — что речь идет не о хирургическом вмешательстве в структуру коры головного мозга. Ненужные традиционные нервные связи
Сидевшая рядом со мной Олла медленно поднялась.
— Разрешите вопрос, доктор.
— Пожалуйста.
— Скажите, а не повлечет ли за собой такая операция полное изменение личности человека? Хочу сказать, не станет ли человек совсем другим?
Фавранов ласково улыбнулся.
— Конечно, человек станет другим. Он станет лучше, богаче, умнее. Он станет внутренне свободным,
Олла тяжело опустилась в кресло.
— Вы понимаете, доктор Фавранов, что значит изменить личность человека? Вы чувствуете всю этическую глубину проблемы? — спросил Майнеров.
— Да, конечно. Человек, который первым согласится на такую операцию, совершит подвиг. Для того чтобы решиться стать совершенно другим, необходимо огромное мужество. Мы абсолютно уверены в безопасности операции. Правда, мы не знаем, как глубоко и далеко пойдет изменение личности, как измененное "я" будет относиться к самому себе, к окружающим его людям. Но анализ нервных путей и проведенные математические расчеты показывают, что его интеллектуальная работа будет неизмеримо продуктивней.
— Друзья, — обратился к аудитории Майнеров, — вы, конечно, понимаете, какими чрезвычайными обстоятельствами вызвана сегодняшняя дискуссия. Я прошу вас высказаться по затронутым вопросам.
— Давай выйдем, — прошептала Олла. — Я больше не могу.
Мы вышли из здания института и уселись на скамейке прямо перед воротами в парк. Я знал, что Олла не уйдет отсюда, пока не увидит Корио. Снег таял на глазах. В бетонированной канавке журчал ручеек. Мимо изгороди прошли какие-то женщины, и мы слышали, как одна сказала: "По данным института прогнозов, такая погода была триста лет назад…"
— Ты знаешь, чего я боюсь? — не выдержав, спросила Олла.
— Да. Ты боишься, что после операции он перестанет тебя любить.
— Или я его… Вдруг он станет совершенно другим человеком?..
Снег под ногами совершенно растаял, и мы увидели кусок сырой земли и на ней зеленую прошлогоднюю траву.
— Скоро здесь будет тепло, как летом, — пробормотал я.
— Это ужасно… Это страшно… Знаешь, мне стыдно, что я… что я не хочу, чтобы Корио…
— Я понимаю, Олла. Но может быть, ты себя так чувствуешь по тем же причинам, по каким люди не могут стать гениальными?
— А я не могу себе представить, как я могу чувствовать себя иначе.
— Ты же слышала, Фавранов говорит, что таких чувств просто не должно быть, что их можно и нужно ликвидировать.
— Я не знаю, хорошо ли это. Я бы ни за что не согласилась стать другой. О, это, наверное, страшнее, чем умереть совсем.
Если стать другим только чуть-чуть, то это ничего. Что я мог ей ответить? "Стать совершенно другим" — это просто не укладывалось в моей голове.
— Конечно, это подвиг, — после долгих раздумий, сказал я. — Подвиг, требующий не меньшего мужества и отваги, чем первый полет на аэроплане, чем первое путешествие в космос. Всегда кто-то первый, самый мужественный, должен для людей что-то совершить и своим примером увлечь других.