Лучший колдун короля
Шрифт:
— Тогда уж нам обоим стоит стыдиться, — хмуро усмехнулся правитель. — Но, Мортис, отныне эта девушка — сестра-близнец Доура. Никто, кроме нас с тобой, не должен знать о случившемся.
— Конечно, Ваше Величество. Скажу ребятам, что Доуру срочно понадобилось уехать домой.
Я сглотнула. Звучало так, словно меня собирались активно допрашивать. А если никто, кроме них двоих, не будет знать о том, что сижу в башне… Я оборвала поток испуганных мыслей. Вряд ли можно было так ошибиться в людях, чтобы из внимательных и справедливых они внезапно превратились бы в хладнокровных и изобретательных на пытки…
— Как долго
— Всё время, пока была здесь, и до этого ещё полгода, пока привыкала к облику. Вы бы не приняли безродную девушку, настаивающую на правдивости пророчества. Я хотела всё сделать тайно…
— Сделать что? — поднял брови Кайрн. — Защитить меня лучше моих воинов? Уберечь от угрозы, которая безлика? Спасти королевство от уничтожения?
— Всё это, Ваше Величество. Просто вам, не жившим с предсказательницей, не понять, каково это. Она говорила, что кто-то из деревни скоро умрёт — и человек умирал. Она предвидела бурю — и она приходила. Но страшнее всего было, когда бабушка чувствовала магию. Перед тем, как в столице случился мощный выброс энергий (во время атаки Загов), она сказала, что принцесса сделала правильный выбор. Она заранее знала о пробудившемся могучем звере — тиуграде, который спас Тодру от разрушения.
— Но не служила ни одному из королей. Неужели Тэрран не знал о ней?
— Как бы грубо это ни звучало, но я скажу: король Гром её боялся. Бабушку боялись все.
— И ты? — спросил Кайрн.
— Немного. Но у меня есть важное преимущество: мне она предсказаний никогда не делала.
— Откуда же ты знаешь, что способна спасти короля? — сказал Мортис.
— Потому что я могу найти обходные пути.
— А почему считаешь преимуществом незнание будущего? — спросил Кайрн.
— Потому что я ничем не ограничена. И бабушка не просто молчала о моей судьбе — из-за мощного кэрсадриса она не могла разглядеть её. Она говорила: твоё будущее как туман, сквозь который не проникает мой взор. Только тебе ведомо, что может возникнуть за этой пеленой — прекрасный град на холме или гибельная пропасть. Она говорила, что я нахожусь «на распутье», то есть могу в любой миг найти подходящую тропу и повести по ней людей. И я верю в это. Всегда верила.
— Вот только теряла себя, — сказал король. — Знаешь, почему я не беру в королевские воины девушек?
— Нет.
— Для онтрикса женщины — главное лакомство. Чтобы ни крохи энергии не упустить, он их целиком глотает. Я ни в коем случае не умаляю твоих заслуг, и не считаю, что твоя магия слабее парней с кэрсадрисом. Но, Ива, в горах уже погибло три колдуньи, пытавшихся доказать, что будут мне полезны. В Преальде мужчины защищают женщин, не наоборот.
Я сглотнула.
— Как они умерли?
— Онтрикс отравляет воздух эхом своего дыхания. Энергетические щиты мужчин защищают от этой отравы лучше, но колдуньи против разрушающей магии бессильны. Часа в облаке достаточно, чтобы колдунья задохнулась. Маг высшего уровня продержится от шести до двенадцати часов в зависимости от потоков сил. Бывало так, что некоторые выдерживали и сутки, но потом им уже не могли помочь даже самые лучшие целители.
— Я понимаю, Ваше Величество. Но я бы всё равно поступила так же.
Мортис и Кайрн переглянулись, как будто решая, не повредила ли тёмная магия моё сознание, а я тяжело вздохнула, чувствуя, что силы на исходе.
—
Мортис наградил меня сердитым взглядом, и следом за Кайроном вышел из комнаты. Щёлкнул замок, пропали за сотнями ступеней шаги, и я, покончив с пузырьком, плашмя упала на кровать, даже не разбирая её. Сон был оглушительно тяжёлым, и утро выдалось не лучше, потому что на подушке я обнаружила клок волос. Это было начало периода восстановления, которое куда больше походило на уничтожение. Подойдя к зеркалу, я обнаружила, что вернула свой более светлый цвет волос, и жёлто-голубые глаза. Черты лица смягчились, брови стали не столь густыми, губы и глаза увеличились в размере. К тому же сошла на нет краснота, но вот горло было болезненным и опухшим.
Я умылась, едва касаясь чувствительной кожи, причесалась, оставив на расчёске ещё несколько клоков, и попыталась отчистить одежду. Теперь моей судьбой управляли другие люди, и это приносило ложное облегчение. Долго ли оно продлится?
От голода и слабости у меня кружилась голова. Я то подходила к одному из окон, наблюдая за дрожанием грозовых облаков, то начинала пальцами перебирать волосы, которые пока оставались густыми, то ложилась — и тотчас засыпала. Ближе к полудню в комнату постучали, и, пока я лихорадочно застёгивала ворот, ветер прямо таки взбесился, играя створками, словно это был музыкальный инструмент.
Это был сам Кайрн. Он нёс серебряный поднос с чем-то пахучим, и я застыла возле тумбочки со сложенными на груди ладонями, словно пыталась закрыться от проникающих в сердце энергий.
Мужчина поставил принесённое на столик у окна, и некоторое время глядел на меня изучающе. Странно, но на нём была только белая сорочка, жилет и брюки, без сюртука и каких-либо украшений. Разве что перстень на указательном пальце поблёскивал — золотой, с тёмно-пурпурным камнем, заполненным серебряными вспышками.
Я не знала, что сказать, да и нужно ли было? Просить прощения в десятый раз смысла не было, я и так вчера вела себя как дитя. Взрослые люди отвечали за свои поступки по-серьёзному, и то, что ложь моя была во имя благой цели, не освобождало от наказания.
— Ваше Величество, — первой не выдержала я.
Поклон получился нелепым, тем более учитывая, что я, уже полностью вернув женское обличье, была одета по-мужски. Ко всему прочему сквозь плотную ткань блузки всё же было видно очертания груди, пусть я и держала руки крепко прижатыми.
— Есть хочешь? — кивнул он на поднос.
— Немного, — сказала я, но осталась стоять на месте.
— По-прежнему боишься меня? — сказал Кайрн, и пришлось ответить честно:
— Да.
— Хорошо, — неожиданно заявил он. — Целее будешь. Поешь.
Я двинулась к столу, и он шагнул следом, чтобы сесть на соседнее кресло. Под таким пристальным надзором у кого угодно мог пропасть аппетит, но голод мой был зверским. Тем более что еда пахла замечательно, и выглядела также. Первым и главным блюдом была так называемая «капуста», в составе которой никакой капусты не было. Ей дали это название за многослойность: овощи, курица, сыр, и снова то же самое в шесть тонких полос. А ещё это заливалось сверху подливой, такой ароматной и густой, что впору было закапать поднос слюнями.