Luftwaffe-льники
Шрифт:
– Товаааааарииииищ лейтенааааант, не бросайте меня. Я отслужу! Я все наряды отстою. Не надо мне амнистии. Ну ее, эту амнистию. Хотите еще одиннадцать нарядов объявите. Да мне же в радость! Я вообще на «тумбочке» жить могу, но только в рооооо-тееееее! Не бро-саааа-йййй-тееее мееее-няяяяяя!!!
Витя перепугался не на шутку. Его отчаяние было абсолютно искренним, а паника очень красноречивой.
Пока Витя верещал и бился, лейтенант Зайчик лихорадочно думал, что делать. В кабинете начкара собрался личный состав караула, свободный от несения дежурства
– Давайте сначала с него автомат снимем!
Сказано – сделано. Разомкнули карабинчик на ремне, протащили его между скованных рук и зацепили вновь. Автомат Копыто занял свое законное место в пирамиде с оружием. «Наверное, в первый раз за все время наряда», – подумалось многим.
– Давайте распилим! На штык-ноже пилка по металлу есть!
– Ага, супер, просто гениально! А сдавать наручники будем кусками, запчастями и по весу?
Ребята лихорадочно скрипели мозгами, старательно прорабатывая любую возможность безболезненного освобождения нашего товарища. Надо было придумать что-то оригинальное. И придумать очень быстро. Время катастрофически утекало.
Иногда проскакивали весьма радикальные предложения.
– Слушайте, а может руки Вите отрежем! Потом пришьют в госпитале. Были же такие случаи, в газете писали про литовскую девочку… Нам же главное – караул сдать… Ну да, ну да, не пойдет! Да не смотрите на меня так! Я просто не подумал, погорячился…
– Надо подсолнечным маслом руки смазать, глядишь, и проскользнет. Или оружейным…
Услышав первую разумную мысль, Зайчик просветлел лицом и ухватился за идею, как утопающий хватается за соломинку. Лейтенант отсчитал деньги и гонец в лице комсорга Филина трусцой побежал в ближайший продовольственный магазин.
Тем временем мозговой штурм продолжался.
– Стоп! Придумал. Вспомнил! В кино видел, как канцелярской скрепкой браслеты раскрывали. Вроде несложно. Могу попробовать.
Попробовали все и каждый. Не один раз. Расковыряли все замки. Ободрали вороненое покрытие наручников. Разогнули все скрепки…
И, о чудо! Один из браслетов, нехотя клацнув, раскрылся. Одна рука Виктора стала свободна. Раздался победный рев.
– Ура!
Воодушевленные успехом, ребята с энтузиазмом принялись ковыряться во втором замке. Копыто повеселел. Замаячила реальная надежда на освобождение.
Но удача – девка капризная. Второго спасительного и желанного для всех щелчка не раздавалось. Хоть стреляйся.
Время катастрофически таяло. Из магазина вернулся курсант Филин с бутылкой рафинированного подсолнечного масла.
Новый состав караула уже построился на плацу для развода. Было слышно, как помощник дежурного коменданта, заливаясь соловьем, хвалил наш караул за идеально пронесенное дежурство. Маяча на посту у калитки, я не спешил впускать новую смену на территорию караульного помещения, всячески оттягивая наступление
Тем временем в караулке курсант Филин отремонтировал сломанный ключик. Будучи обстоятельным и прозорливым уральским парнем, Серега Филин вместе с маслом принес клей «Момент». Выдавив из тюбика микрокапельку, наш комсорг аккуратно склеил миниатюрный ключик.
Пользоваться ключом по прямому предназначению было нельзя, но лежа в ящике письменного стола, он оставлял впечатление целой вещицы. Оставалась смутная надежда, что новый начкар не проверит его работоспособность на практике. Но это вряд ли. Хотя и обязан. Строго по инструкции. Положено!
Развод на плацу закончился. Получив несколько грозных напоминаний от помощника коменданта, я перестал прикидываться глухим и тупым и наконец-то открыл калитку. Угрожающе топая сапогами, новый караул вошел во внутренний дворик гауптвахты. Слабая надежда Виктора на освобождение улетучивалась прямо на глазах.
Но Бог Витю любил! В последний момент, когда уже все опустили руки и виновато отвели глаза в сторону, бестолковый страдалец Копыто в порыве решающего отчаяния жалобно взвизгнул. Витя сжал зубы, обильно полил руку смесью оружейного и подсолнечного масла и сильно сдавил кисть руки. В ней что-то громко хрустнуло и… со страшным стоном и отборным русским матом, курсант Копыто стянул оковы со своей руки. Очередное чудо!
Быстро вытерев наручники от следов масла, Виктор передал их лейтенанту Зайчику. Тот не менее быстро, но аккуратно положил их в стол рядом с ключом.
В этот судьбоносный момент, секунда в секунду, в кабинет вошел капитан-ракетчик, начкар нового караула.
Сдавали наряд мучительно долго и тяжело. Стратеги из ракетного училища глумились на полную катушку. Мы перемыли караулку несколько раз. Подмели внутренний двор и перекрасили разметку номеров камер внутри гауптвахты.
Экзекуция продолжалась долго, но привезли ужин для нового состава караула. Демонстративно балдеющий от безнаказанной возможности поиздеваться над «летунами», капитан-ракетчик, был везде и всюду. Он совал свой нос в каждую дырку и тыкал туда же носом нашего лейтенанта. Зайчика уже мелко трясло, его нервы были на пределе. Когда солнце скрылось за горизонтом, а на ночном небосводе зажглись яркие звезды, «вражеский» капитан изрядно устал и наконец смилостивился.
– Жалею я вас. По-хорошему надо бы до утра здесь оставить. Подкрасить кое-где, отмыть получше. Да ладно. Добрый я. Моим орлам ужинать пора, а вам еще до училища пилить час-полтора, не меньше. Живете где-то за городом, словно на хуторе. Хрен с тобой, летеха, будешь должен. Лети отсюда, пока я не передумал.
И капитан поставил долгожданную роспись в журнале приема-сдачи караула. Ах, дурачок, дурачок! Он так увлекся процессом тотального унижения ненавистных авиаторов, что пропустил самое главное. Документацию поста, согласно описи, он, естественно, принял. А вот опись имущества поста не посмотрел, наивно полагая, что стол, стулья, топчан, лампа и телефоны никуда не денутся. И точно, они никуда не делись. Но в описи появился маленький пунктик о наручниках и ключе к ним. Совсем недавно сей пунктик появился. От руки вписанный. Шариковой ручкой фиолетового цвета.