Лукреция с Воробьевых гор
Шрифт:
— Думаю, ты сама скажешь, — деланно зевнув, проговорила я.
Скорбно вздохнув, точно ей предстояло выполнить тяжкий долг, Ася приступила к рассказу. Оказывается, ей позвонила Ленка Мезенцева и сообщила, что уже несколько раз встречала Марину Полетаеву вместе с моим мужем на всяких фуршетах и прочих мероприятиях в Доме кино. Они выглядели такими оживленными, веселыми, чуть ли не счастливыми… Что-то между ними происходит, заключила Ленка… Проговорив это, Ася метнула испытующий взгляд в мою сторону. Я сидела как каменное изваяние… Выдержав короткую паузу, Ася снова заговорила. Лично она считает, что Игорь не способен мне изменить, но Марина такая хищница… К тому же первая любовь не забывается, а Марина способна закрутить
Я сделала вид, что рассказ ее не слишком тронул меня.
С того момента, как Игорь отчитал меня за бестактность по отношению к Марине, прошло около месяца, и имя Марины в нашем доме больше не упоминалось. Я знала, что моя сестра несколько раз звонила Игорю по поводу Усольцева, но он ее отшил… Случалось, что Игорь возвращался домой поздно, но я никогда не спрашивала его, где он был, считая для себя такой допрос унижением. Стало быть, та встреча в нашем доме была не последней… Я почувствовала, что внутри меня вскипает бешенство. Я себе не позволяла даже самого невинного кокетства с мужчинами, зная, что оно может далеко завести, и была уверена, что и мой муж не станет меня обманывать… Между тем Ася напряженно ожидала моего ответа.
— Марина бывает у нас дома, — сказала я Анне и увидела, что в ее глазах промелькнуло разочарование, — а на эти мероприятия Игорь меня приглашал, но я отказывалась… Я не нахожу ничего предосудительного в его отношениях с Мариной…
— Смотри, как знаешь, — ни на грош не поверив в мою искренность, произнесла Ася. — Но я тебя предупредила…
После разговора с ней мне стало так тяжко, что я буквально не знала, куда себя девать, как унять сердцебиение.
Мне казалось, я приложила все усилия к тому, чтобы у нас с Игорем была нормальная семья. Но он потихоньку, незаметно, по ниточке истончал ткань нашей общей жизни, сплетая из этих нитей где-то на стороне свою свободу… То соломку тащит в ножках, то пушок в носу несет, стараясь свить себе гнездышко где-то на потаенной ветке, где его никто не увидит и ничего от него не потребует. Он с такой самоотверженностью защищал свое право на особый образ жизни, что если бы такие же усилия направил в сторону науки, например, — быть бы ему академиком. Да, он хотел быть свободным — от семейных пут, от чувства долга, от родителей, от меня, — при условии, что мы, я и его родственники, сделаем все, чтобы его свобода была комфортабельна и уютна, чтобы он купался в ней беспечно, как ребенок…
И тут меня осенило; я даже споткнулась на ровном месте, пробегая через переход в метро: он меня не любит! И никогда не любил! Он женился на мне то ли в пику своим родителям, которым таким образом хотел что-то доказать, то ли просто потому, что ему нужна была постоянная женщина… Так что же я делаю в нашем доме? На что надеюсь? Чего ожидаю? Для чего притворяюсь, что все хорошо, когда на самом деле все обстоит ужасно, хуже некуда, мы — совершенно чужие люди…
Я вернулась на Кольцевую линию, решив поехать к человеку, который будет по-настоящему рад меня видеть.
— Не рад, а счастлив, — поправил меня Толян и тут же стал судорожно одеваться, собираясь выйти на улицу. — Ты поскучай малость, а я сгоняю в супермаркет, а то у меня шариком покати…
…Вернувшись, Толя застал меня плачущей навзрыд. Я ничего не могла с собой поделать. Эти слезы так долго копились во мне, но я не давала им выхода, а тут как плотину прорвало. Я рыдала в голос, заходилась в слезах. Носовой платок можно было выжимать. Толя протянул мне свой, уселся напротив меня на какой-то колченогий, словно притащенный со свалки табурет и молча принялся выкладывать на тахту принесенные из магазина продукты… Молча откупорил бутылку коньяку, плеснул в стаканы:
— Выпей.
Давясь от
Толя принес из кухни несколько тарелок, разложил на них курицу-гриль, ветчину, оливки, сыр, почистил перочинным ножиком ананас и нарезал его ломтиками.
Пока он все это проделывал с невозмутимым спокойствием, я ощутила, как тепло разлилось по моему телу. Слезы вдруг иссякли.
— Прости, что не кинулся тебя утешать, — протягивая мне кусок сыра, сказал Толян. — Знаешь… Я не гожусь на роль жилетки… и не люблю по-пустому тратить слова. Я приучил себя к конкретным разговорам, по-военному четким, как говорится… Так вот, если ты, рыжая, нуждаешься в дельном совете, я могу его дать… Выпьем!
Мы выпили.
— Итак, — продолжал Толя, — могу я тебе кое-что посоветовать на правах старого товарища или ты хочешь поплакать?.. Если у тебя еще не все слезы вытекли, я пойду курну на кухню…
— Кури здесь, — разрешила я. — Не буду больше плакать. Извини.
— Как насчет совета? — нахмурился он.
— Валяй.
— Подобное надо лечить подобным, — немедленно отозвался Толя. — Я уж давно смекнул, что ты выскочила замуж за хлюпика. От такого ждать нечего. А перед тобой сидит приличный молодой холостяк, отнюдь не хлюпик. Я тебе советую выйти за него замуж.
— Я замужем…
— Как ты замужем, я вижу, — вынув у меня из рук оба носовых платка и швырнув их в угол, сказал Толян. — Тебе же предлагают стать настоящей женой настоящего, черт возьми, мужика, который все имеет.
Я не выдержала, рассмеялась:
— Это ты-то имеешь? Ты, снимающий халупку, где и мебели приличной нет…
Толя высокомерно ухмыльнулся:
— Пусть тебя эти пустячки не смущают. Ты не успеешь подать на развод, как я куплю тебе трехкомнатную квартиру, сделаю в ней евроремонт и обставлю ее с иголочки… Это для самого себя мне ничего не нужно. А для тебя, для семьи я в лепешку расшибусь.
Совершенно успокоившись, я с интересом слушала его.
— У тебя будет все, чего бы только ты не пожелала. Тебе не придется гробиться на работе.
— Я люблю свою работу.
— Люби лучше меня, Лариска, честное слово.
— А ты что — любишь меня, что ли? — Не знаю почему, я не прекращала этот странный разговор. Уверенность этого человека в себе сильно подействовала на меня.
Толя опять нахмурился, посуровел.
— Не стану тебе заливать насчет безумной страсти с детских лет. Но я всегда хотел жениться на тебе, рыжая. Это была идея фикс. Ни у кого из моих друзей нет рыжей жены. Они предпочитают жениться на блондинках, а если попадется брюнетка, велят ей перекраситься… Да, я буду любить свою жену. Жена — это жена, как говаривал Чехов. А если жена подарит мне сына, я стану ее обожать.
— Как насчет дочери?
— Дочку тоже можно, но у нее обязательно должен быть брат. Сын, мой наследник. Это будет крепкая, хорошая семья… Мне недосуг искать себе невесту и тем более ухаживать за ней. Мы с тобой могли бы составить славную пару… Обещаешь пораскинуть мозгами над моим предложением?
Хмель уже давно бродил у меня в голове.
— Оно заманчиво, — сказала я, протягивая Толяну руку. — Да, я подумаю…
Когда я вернулась домой, Игорь встретил меня в прихожей. Он буквально приплясывал от нетерпения, помогая мне раздеться, и я ощутила некоторое торжество. Стало быть, его проняло мое долгое отсутствие! Он занервничал в ожидании жены, явившейся около полуночи. Предложение, сделанное мне Толей, предложение, на которое я не собиралась отвечать согласием, как будто подняло меня в собственных глазах. Предложение руки и сердца всегда льстит женщине, от кого бы оно ни исходило. И мне даже захотелось, чтобы Игорь поскорее приступил к выяснению отношений, стал допытываться, где это я шляюсь допоздна. Я собиралась тут же выложить ему про Толяна и про то, что он позвал меня замуж.