Луна для влюбленных
Шрифт:
Она попятилась, не решаясь повернуться к нему спиной, и медленно, но отчетливо проговорила:
– Женщины заслуживают такого же уважения и оплаты, как и мужчины. И наступит день, когда они добьются этого.
Он поднял на нее глаза. Его лицо было искажено яростью.
– Никогда, пока у руля такие мужчины, как я.
Синтия хлопнула дверью и побежала.
Мэверик Монтана постучал по телеграмме кончиками пальцев. Его загорелая и огрубевшая кожа контрастировала с гладкой и светлой бумагой. Он тихо и длинно выругался, потом скомкал и отбросил
– Розалинда.
Он произнес имя, будто пробуя его на вкус и пытаясь понять, как оно заучит и выглядит.
– Розалинда... Я не готов стать отцом дочери.
Он принялся ходить по ковру с национальным индейским узором, покрывавшему деревянный пол его дома на ранчо.
– Мне тридцать. Я слишком молод.
Он поднял скомканную телеграмму, разгладил и перечитал се: «Розалинда Саленда. Одиннадцати лет. Мать умерла. Бабушка тоже недавно почила в бозе. Мэверик Монтана назван Марией Саленда из Агу-Приета в Мексике отцом девочки. Ей предстоит сиротский приют или жизнь с отцом. Ответить без промедления».
Мэверик снова выругался, потом огляделся, охватив взором тяжелую деревянную мебель, покрытую коровьими шкурами. Стены были увешаны предметами индейского искусства, представляющего многочисленные племена, пол поцарапан колесиками, обычно украшавшими шпоры. На стуле лежала свернутая в кольца веревка. Его ранчо не место для осиротевшей девочки. Ему было жаль, что Мария умерла, по ведь они никогда не любили друг друга. Может быть, потому Мария и не говорила ему о ребенке. А возможно, и не он был отцом этой девочки.
Как бы то ни было, в любом месте южнее Вайоминга он не мог чувствовать себя в безопасности. Здесь было слишком много людей, желавших вздернуть его на самое высокое дерево. А он не хотел подставлять шею. Вот почему лишь некоторые знали, где, в конце концов, осел Мэверик.
Прежде чем попасть к нему, телеграмма прошла через множество рук. Мэверик терялся в догадках. А вдруг Мария пыталась разыскать его? Эта неприятная мысль еще больше взволновала его. Мэверик снова зашагал по комнате. Ничто не имело значения для него, кроме одного. Его не привлекала перспектива стать отцом. Он ничего не знал, да и не хотел знать о бремени отцовства. Ему нравилась жизнь, которую он вел. Он много и тяжко работал, чтобы добиться этого.
Но Мэверик отлично понимал, что такое одиночество. Он знал, что приют – не место для дочери Марии. Подростковый возраст и незаконное происхождение делали Розалинду очень уязвимой. Без защиты и покровительства ее жизнь в Мексике была бы столь же опасной, как его собственная. Только такая маленькая девочка никому не смогла бы дать отпор. И Мэверик не смог бы спокойно жить, сознавая это.
Он бросил телеграмму в камин и опять зашагал по комнате, позванивая шпорами. Затем Мэверик вышел из дома и с силой захлопнул за собой дверь.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПОД УБЫВАЮЩЕЙ ЛУНОЙ ЖЕЛТЫЕ ЛОШАДИ ПРИХОДЯТ С ВОСТОКА
– Где я? – спрашивает Синтия, глядя на костер в центре круга, образованного людьми, сидящими в отдалении от огня, в тени. Где-то поблизости слышны ритмичные
– В Хижине Грез, – отвечает лекарка.
– Где я?
– Под луной на ущербе.
– Почему?
– Ваш сон сбывается.
Синтия ступает в круг, образуемый светом костра. За его пределами ночь кажется особенно темной. Она обходит вокруг костра – раз, другой, третий.
Он стоит там. Высокий. Молчаливый. Незнакомый.
Она подходит к нему и берет его за руку. Их пальцы переплетаются. Они снова обходят вокруг костра. Она чувствует, что их сердца бьются в такт ударам барабана.
И ее охватывает страх.
Глава 1
Синтия Тримейн прикрыла зевок рукой, пожала плечами и посмотрела из окна поезда на Ринкон. Это была территория штата Нью-Мексико. Если на Диком Западе и нашлось бы местечко скучнее и непригляднее, чем это, она предпочла бы проехать его во сне, чтобы просто не видеть.
Едва ли здесь можно было найти что-нибудь интересное и достойное для описания в книге.
Даже индейцы жили в резервациях или умерли, поэтому можно было не ожидать засады.
Синтия праздно и без интереса разглядывала пассажиров, садившихся в поезд. Даже их разнообразная и пестрая одежда, по меньшей мере, странная на ее, уроженки Востока, взгляд, не привлекала внимания. Все эти вещи потеряли для Синтии очарование где-то посреди западного Техаса, после того как она села в поезд на побережье Мексиканского залива, в Галвестоне. Но, по крайней мере, в поезде Синтия не страдала от морской болезни, как на пароходе, когда путешествовала из Нью-Йорка. Она даже не была уверена, что визит к подруге Виктории Малоун на ранчо Кордова стоил длительного нелегкого путешествия. Только гордость, жажда мести и решимость добиться успеха погнали Синтию так далеко на Запад.
Как она и ожидала, Хаскел Рейнз уволил ее после того, как она отвергла его притязания. Он позаботился и о том, чтобы она не нашла редакторской работы у других издателей Нью-Йорка и ближайших городов. Ей было одинаково тяжело перенести удары, нанесенные как ее гордости, так и кошельку.
Но на помощь пришла Виктория. Она прислала подруге ожерелье, изготовленное индейцами племени яки, с крупным камнем. Это был горный хрустать. Волшебное ожерелье пленило Синтию и заставило ее отправиться на Запад, чтобы принять от Виктории второй дар. Подруга предложила ей комнату и офис на ранчо Кордова на территории штата Нью-Мексико, где жила с мужем. Помещениями Синтия могла пользоваться бесплатно и без ограничений.
В июне 1886 года число работающих женщин увеличивалось. Синтия начинала свою деятельность как машинистка, позже доросла до редактора и была готова проложить дорогу к блестящей карьере не только себе, но и другим женщинам.
Она была уверена, что на Западе смогла бы найти отличные книги и основать собственное издательство. Сбережения и опыт у нее были, а сильное желание работать не давало сидеть, сложа руки. Все, что требовалось Синтии, – это распродать три тысячи экземпляров знаменитой книги Энн Стивенс «Малеска: жена-индианка белого охотника».