Луна и солнце
Шрифт:
— Да-да, конечно видела, мадам.
— Я преподнесу ее его величеству.
Слуга в ливрее цветов мадам кинулся к королевскому экипажу с безжизненным клочком рыжего меха в руках.
— Но его величество вернет ее мне. Из ее меха выйдет отличный палантин. Я прикончила ее одним выстрелом, так что мех почти не пострадал.
Слуга передал лису егерю, тот вручил ее Иву, а Ив уже — его величеству. Папа Иннокентий с отвращением отстранился от окровавленной лисьей тушки. Его величество прикоснулся к лисе и передал мадам свой ответ столь
Слуга мадам кинулся назад, увертываясь от лошадиных копыт.
— Его величество просит мадам пожаловать к его экипажу.
— Мадам, — начала было Мари-Жозеф, — его величество просит…
Не дожидаясь, когда она закончит предписанное этикетом повторение, мадам торжественно выступила в поход, словно кавалерийский офицер. Мари-Жозеф последовала за ней, почти скрытая ее крупными формами. Граф Люсьен учтиво освободил место принцессе Пфальцской; только мадам отделяла теперь Мари-Жозеф от его величества.
В этот миг из лесу на взмыленных конях выехали Лоррен, Шартр и Бервик. Они присоединились к охотникам, подскакав поближе к месье.
Лоррен притронулся к полям шляпы, глядя на Мари-Жозеф, но она предпочла не заметить его приветствия. Возле мадам и графа Люсьена она действительно ощущала себя в безопасности. Месье властным жестом погладил Лоррена по руке, будто подтверждая свои права на него. Мари-Жозеф только теперь поняла, почему он позволил себе такую вольность и почему, заметив это, нахмурился папа Иннокентий. Она пожалела, что заставила месье испытать тревогу и ревность.
«Мне кажется, — думала она, — я не найду слов, чтобы сказать, что не стоит меня бояться, я ему не соперница. Это было бы очень любезно с моей стороны, но безмерно самоуверенно».
— Добрый день, мадам, — приветствовал король невестку. — Вы сегодня отличились меткостью, всем на зависть.
— Ваше величество, для меня участие в вашей охоте было ни с чем не сравнимой радостью. — Мадам заговорила нежно, выбирая самые изысканные выражения, нисколько не похожие на грубоватые и откровенные замечания, которые она обыкновенно отпускала в разговоре с королем.
— Вы заслужили награду.
Его величество расстегнул ошейник мертвой лисы, перелившийся ему на ладонь пригоршней солнечного света. Оказалось, что это широкий золотой браслет, отделанный бриллиантами. Он сам застегнул его на запястье мадам.
— Ваше величество… — От восторга у мадам перехватило дыхание. — Я не в силах выразить свою благодарность!
Она восхищенно рассмотрела сияющие радужные грани камней и показала браслет Мари-Жозеф.
— Он прекрасен, мадам, — совершенно искренне восхитилась Мари-Жозеф. — Самый чудесный браслет, который мне когда-либо доводилось видеть.
Мадам расцвела, получив знаки внимания его величества; она даже с улыбкой кивнула мадам де Ментенон, хотя обычно обнаруживала в общении с нею лишь холодную, суховатую вежливость. Удивленная мадам де Ментенон замешкалась было, но потом кивнула ей в ответ.
—
— О, сир…
— Ну же, не заставляйте меня ждать! — шутливо поторопил ее он.
Мадам де Ментенон повиновалась супругу. Король наклонил черный бархатный ридикюль, и в ее подставленные ладони словно стекли сияющими струями великолепные украшения из бриллиантов и сапфиров: серьги, брошь и браслет. Драгоценности заиграли в руках у мадам де Ментенон всеми цветами радуги, однако она по-прежнему сидела не шелохнувшись и не открывала глаз.
Улыбка погасла на лице у его величества.
— Можете посмотреть.
Мадам де Ментенон едва взглянула на чудесные камни:
— Они прекрасны, но, по совести говоря, я не могу носить их.
Она передала драгоценности его святейшеству.
— Продайте их, а вырученные деньги раздайте бедным.
— Ваше милосердие не знает границ!
Его святейшество передал украшения Иву, который принял их с той же опаской, что и до того — тушку лисы.
Людовик взирал на все происходящее с совершенно непроницаемым лицом, но мадам не сдержалась.
— Я бы никогда не рассталась с даром его величества! — провозгласила она. — Я слишком эгоистична и легкомысленна. Я надену браслет на Карусель.
Его величество кивнул мадам.
«Любой его поступок, даже ничтожно малый, великолепен», — подумала Мари-Жозеф и преисполнилась надежды на то, что он сохранит жизнь ее подруге.
— Мне следовало бы продать его, чтобы заплатить жалованье слугам, — прошептала мадам Мари-Жозеф. — Но все же я буду его носить, если только его не выманит у меня месье!
— А мне так хотелось, чтобы вы надели подаренные мною драгоценности, хотя бы раз, — сказал мадам де Ментенон его величество.
Он не повысил голоса, но и не понизил до шепота: ему явно было совершенно безразлично, услышат ли его посторонние. Месье внезапно обернулся к Лоррену и затеял с ним оживленную беседу; мадам столь же неожиданно пожелала продемонстрировать Мари-Жозеф, как работает затейливая застежка ее нового браслета. Все присутствующие притворились, будто не замечают размолвки между королем и его супругой. Даже его святейшество благовоспитанно отвернулся и стал задавать Иву вопросы о какой-то пролетевшей птице, промелькнувших растениях или назойливых насекомых.
«Король никогда не остается в одиночестве или наедине с близкими, — подумала Мари-Жозеф. — Ему безразлично, пребывает ли он в обществе особо приближенных на церемонии утреннего пробуждения или на глазах у всего двора».
— Сир, я всего лишь безобразная старуха и буду выглядеть нелепо в драгоценностях, которые были бы к лицу юной невесте.
— В моих глазах вы всегда останетесь прекрасной, — возразил его величество.
— Мое единственное украшение — мои добрые дела, которые я посвящаю вам, правителю милостью Божьей.