Луна, луна, скройся!
Шрифт:
— Лиля, — Марчин протягивает руку, чтобы схватить меня за запястье. — Я понимаю, что после всего, что произошло, тебе не очень приятно меня видеть…
Догадливый какой.
— Но я прошу тебя дать мне ещё один шанс.
— Лучше в другой раз. Моя наследственная тяга к бродяжничеству с твоим замком вроде как плохо совмещаются, — осторожно говорю я.
— Ты сейчас ищешь Люцию?
— Да. Я её, знаешь, довольно давно ищу и разок даже как-то нашла, но у нас немного не сложилось.
— Значит, по крайней мере, на некоторое время нам по пути. Может быть, это время я буду рядом? Ты позволишь? У меня есть деньги… сейчас,
— И на каких условиях ты мне предлагаешь свою саблю и кошелёк?
Марчин заметно смущается.
— Нет, не… Просто… Просто не отталкивай меня. Дай мне шанс себя проявить. После всего, что случилось, ты, наверное, плохо думаешь о мужчинах, но… Всё это действительно без задней мысли. Клянусь. Просто родственная помощь.
Я чувствую себя последней скотиной, когда протягиваю ему руку для пожатия.
Но ведь это — просто компенсация за моё заточение. Просто компенсация, вот и всё.
Газету я увидела, когда мы уже обошли несколько магазинов и посидели в ателье. Не то, чтобы меня не устраивала одежда, выданная Никтой — ровно наоборот: приятная на ощупь, мягкая от многих стирок ткань и удобный фасон делали в моих глазах и блузку, и джинсы близкими к совершенству. Это Марчин заявил, что не допустит, чтобы я ходила в обносках. Я наладилась было спорить, но потом решила, что практического смысла в этом нет, и, скрепя сердце, согласилась на шоппинг. Насколько я люблю изучать рестораны и кофейни в разных городах, настолько же мне ненавистны походы по вещевым магазинам. В отличие от эмансипированной коммунарской Франции, производители одежды в консервативной Европе полагают, что брючки носят только подростки, а моя фигура, несмотря на рост, в критерии подростковости никак не вписывается. Выходить же на охоту в юбке, при всей моей любви к этому виду одежды, мне кажется очень и очень сомнительной идеей. В результате мне обычно приходится долго рыскать по лавкам и торговым центрам в поисках «брючек на высокую девочку», а потом, к удивлению продавцов, натягивать в примерочной кабинке эти брючки на невысокую себя. Но мало того — штанины же мне длинны, так что после магазина надо бежать в ателье, обычное ателье для простых смертных, где работают вовсе не мастерицы вроде Никты, отчего пригонка текстильного изделия также отнимает довольно много времени и душевных сил. Иногда в отчаянии начинаешь поглядывать на женские шаровары, в каких обычно играют в бадминтон на пикниках и катаются на велосипедах на даче, но для охоты эти нежные штучки подходят не больше, чем кружевные пеньюары.
Однако в Олите мне определённо улыбается удача. Высоких девочек, жаждущих носить джинсы, здесь, видимо, немало, и в первом же магазинчике мне предоставляют огромный выбор штанов: сразу с дюжину моделей. Я испытываю приступ умиления и тут же убегаю в примерочную кабинку с двумя парами. К ещё большему умилению, садятся они, как родные.
— Возьми и юбку тоже, — предлагает Мартин. Прежде, чем я придумываю, как до него донести мысль, что я, вообще-то, сейчас на охоте, продавщица его поддерживает:
— Да, возьмите юбку. Фигурка у вас уже созрела, многие взрослые модели хорошо будут смотреться.
— Я, э… предпочитаю спортивный стиль в одежде, — объясняю я. Продавщица покачивает головой:
— Ох, эта коммунарская мода! Сколько девочек себя из-за неё уродуют!
— Не буду резать, — соглашаюсь я, надеясь закруглить разговор и приступить к осмотру блузок, но Марчин настаивает:
— Возьми хотя бы одну юбку. Ты же не всё время занимаешься спортом, надо иногда выглядеть, как нормальная девушка.
Я вдыхаю. И выдыхаю. И говорю:
— Да, господин гувернёр.
Марчин сжимает губы и отворачивается.
Я быстро выбираю юбку, обычную широкую шерстяную юбку мне по щиколотку, немаркого тёмно-коричневого цвета. Её единственное украшение — несколько нашитых по подолу горизонтальных полосок из бархата цвета молочного шоколада, и Твардовский-Бялыляс глядит на это счастье пожилой фабричной работницы со страданием, но давить на меня дальше не решается.
С блузками полегче: я отбираю две простые блузочки с рукавами три четверти. Такие и подшивать не надо. Дополняю получившийся набор штукой, которую продавщица называет «гарсетом» — коротким и облегающим шерстяным жилетом. Поскольку все представленные гарсеты пестрят разноцветными полосками, я беру траурный — чёрный. Марчин со скорбной миной расплачивается, и мы идём в магазин верхней одежды — за курткой, потом в магазин белья (внутрь которого Твардовский, впрочем, не отваживается заглянуть и просто выдаёт мне несколько купюр), в обувной магазин — за полусапожками, которые в местных условиях куда актуальнее кроссовок, и небольшим рюкзачком из кожаных лоскутков, и, наконец, в ателье.
— Самый бездарно потраченный день в моей жизни, — сердито говорю я, высидев в этом чёртовом ателье целый час. — По хорошему, достаточно было купить свежее бельё. Ну, может быть, ещё блузку поменять.
— Ты же девушка, — увещевает меня Марчин. — Неужели тебе самой не хочется выглядеть красиво и опрятно?
— Не на охоте, — отрезаю я, и тут замечаю газету. То есть я весь день замечала какие-нибудь газеты, потому что мы несколько раз проходили мимо киосков и развалов с прессой, но эта лежит фотографией Ловаша кверху. Большой, замечательной цветной фотографией. Я хватаю газету и высыпаю оставшуюся мелочь в плошку для денег — немного больше, чем она стоит, ну да ладно.
— У вас есть ножницы? — спрашиваю я.
— Они не продаются.
— Мне вырезать.
Продавщица подаёт мне ножницы, и я вырезаю Ловаша так аккуратно, как это вообще возможно, когда сердце бьётся как бешеное и руки начинают дрожать.
— Спасибо, — я кладу на прилавок и ножницы, и испорченную газету, и только тут замечаю лицо Марчина. Собственно, на нём нет лица.
Представить себе не могла, что он может ревновать. После моих-то «признаний»…
Глава VIII. Серебро
Я оставляю рюкзачок в кустах возле вздыхающего кургана. Марчин вообще не хотел, чтобы я брала что-то лишнее, но я резонно заметила, что если меня здесь ждёт успех, то смысла оставаться в дормитории нет совершенно и можно уже от кургана двигаться в… нужном направлении. Я ему не сказала, что это направление — к другим могилам. Всё-таки он — один из жрецов, кто его знает, как он отнесётся к моему плану спасения «волков» от Шимбровского.