Лунная кошка
Шрифт:
— Что вы делаете, Пакр?! — надеюсь ему было понято, что я возмущена.
— Все, девонька, сейчас все пройдёт, потерпи…
И правда, боль исчезала медленно, уменьшаясь скачками, в конце сходя на нет. Я взглянула как могла на плечо и для верности ещё и ощупала — кроваво-багровой с вспухшими краями раны не было, все, что напоминало о ней — это толстый темный шрам. Неприятно, конечно, если бы дали возможность зажить ране самой-шрама бы не было.
— А вы как это?! — растерялась я, снова
— Мы, эйры, дети Всеблагого, владеем чуточкой его божественной силы, она и позволяет нам врачевать. Значит так, снять поводок дора может только сам дор, а он этого не сделает, пока я не надену на тебя браслет повиновения.
— Что это за браслет?
— Принцип действия у него подобный как и у поводка, только браслет не завязан на хозяине, он завязан на место. Ты будешь жить в Йоррамионне, значит браслет позволить тебе ходить до городской стены.
— А если я захочу выйти?
Пакр посерьёзнел:
— Видела безруких рабов? Вот они уже пытались, не советую, деточка, без разрешения дора Лоргана даже и к стене подходить, мало ли что. Браслет покажет всем, что ты айка дома Огня.
— Айка?
— Почетная рабыня, — кузнец шумел мехами, разжигая огонь в печи.
— Вот сейчас совсем непонятно, — я присела на подвернувшуюся чурку, ноги гудели, а организм требовал отдыха, — разве рабство может быть почётным?
— В нашем мире знать, что ты защищён и тебя всегда накормят — дорогого стоит. Стать айком мечтают многие свободные слуги.
— Почему? Что привлекательного в подчинении?
Пакр вздохнул, опечаленный моей непонятливостью, держа в руке широкий металлический браслет с мудрёным орнаментом:
— Я так и не спросил твоего имени, кошка…
— Нима… Пернима… — я морщилась, пытаясь разобрать косу, волосы больше напоминали свалянную овечью шерсть.
— Перррррнима, — покатал на языке моё имя Пакр, — красивое имя, здешнее, на языке тёмного означает "счастливая".
— Счастливая? — горько усмехнулась я, — скорее "гонимая".
— Ты уже дома, деточка, это ли не счастье? — Пакр с осторожностью взял мою левую руку и закрепил на ней браслет, явно мне большой. Но под голыми руками кузнеца украшение меняло свою форму и размер будто было из сырого теста. Когда Пакр удовлетворено отодвинулся от меня, браслет сидел на руке как влитой.
— Мое счастье — это свобода, — я покрутила полосу железа туда сюда, браслет был едва теплый и отозвался на прикосновение лёгким жжением.
Кузнец убирал инструменты и гасил огонь:
— Ты ещё так неопытна, счастье — это гармония с миром и не важно кто ты: дор или айка. Пойдём Пернима, я отведу тебя к Старшей. Она заведует рабами.
— А имя у неё есть?
— Имя она оставила за пределами
— Я думала, что у вашего Бога служители мужчины.
— Жрицы нашего тёмного Бога замаливают обиду вашей Богини, будучи женщинами. Когда они становятся старыми — они могут уйти из храма, теряя все свои привилегии, но обзаводятся новыми. Наша Старшая не любит говорить на эту тему.
Пакр довёл меня до уже известных мне дверей и прошёл вперёд, по его поведению было видно, что здесь он не в первый раз. На этот раз Старшую мы застали около зажженного камина в какой-то комнате, она медленно и аккуратно высыпала золу в жестяное ведро.
— Старшая, я закончил, — Пакр оставил меня у дверей, — забирай Ниму.
— Дор уже поработал с нею?
Пакр поморщился:
— Нет, пока только браслеты.
Старшая поднялась с колен, перевела на меня свой тяжёлый взгляд:
— Я не возьму за неё ответственность, кошка не станет айкой.
Кузнец вздохнул:
— Дору виднее, не правда ли?
Женщина усмехнулась:
— Пакр, кошка слишком горда, надо держать ворота закрытыми.
Кузнец молча поклонился, показывая на мой браслет и вышел.
Старшая подошла ко мне, приставляя при каждом шаге ногу, рассматривая меня всю: грязную и рваную одежду, частично в крови и земле, спутанные волосы, чумазое лицо.
— И что он нашёл в тебе? Разве ты стоила спасения?
— Никто меня не спасал, — заносчиво начала я.
— Молчи, — чуть повысила голос Старшая, — в этом доме рабы немы. А айками становятся только лучшие рабыни.
— Я не рабыня, — успела сказать я, прежде чем упала на пол, корчась от боли в голове.
Старшая нагнулась и тихо сказала:
— Я могу усилить боль и ты пойдёшь с ума. Мне даже будет проще работать с сумасшедшей — они послушные, не то, что вы — кошки, — и она тряхнула коротко стриженными седыми волосами.
Я не отвечала, я вообще мало что могла сейчас воспринимать. Сильная дробящаяся боль в голове мешала сосредоточиться. Единственное что у меня получалось это свернуться в клубок и заставлять себя дышать.
— Морада, не перегибай палку, — послышался раздражённый голос ненавистного эйра.
— Дор Лорган, — согнула в полупоклоне своё дородное тело Старшая и боль в голове ушла одним мгновением.
Я тяжело дышала и боялась пошевелиться, чтобы режущая, воющая боль не вернулась вновь.
Видимо, не все считали, что у старших нет имён, дор привычно называл ее Морадой.
— Встань, кошка, — голос эйра был спокоен и ровен. Я же по прежнему лежала на полу, — слушайся и возможно я освобожу тебя.