Лунное сердце
Шрифт:
Где-то далеко от берега над озером взметнулась форель, выпрыгнув из воды фута на четыре, и тут же, подняв фонтан брызг, скрылась под водой. Ха-кан-та, продолжая улыбаться, покачала головой.
– Пошли, – сказала она Киерану. – Нам пора.
– А Сара…
– Она взрослая женщина. И сама о себе позаботится.
Сняв тотемные маски, Синс-амин и Военачальник еще долго оставались в вигваме, где был совет, после того, как все разошлись. Теп-фюл-ин теребил в руках волчью маску. Свет костра освещал резкие черты его лица. Среди старейшин он был самый молодой. На коже цвета меди ни одной морщинки,
– Странное занятие для совета, – проговорил он, откладывая маску в сторону.
– Почему? – пожала плечами Синс-амин.
– Приговор, который мы вынесли, вполне мог сделать кто-то один, например ты, Дочь Медведицы, а не весь совет.
– Кха. Но подумай немного, Красное Копье. О Талиесине.
– О Талиесине? – переспросил он. – Он бьет в барабан с нашими предками. О чем тут думать?
Синс-амин улыбнулась:
– А вот о чем. Киеранфой привел с собой спутницу. Бард живет теперь в ней.
– Ты ее видела, а мы – нет. Неужели это правда? Неужели Рыжеволосый взял себе ученицу?
– Да. Зажим на ее плаще – точная копия его зажима. И она носит его кольцо. Но если нужно еще доказательство, могу сказать: ее глаза подтвердили, что я права. Она отращивает рожки под бой барабана Талиесина.
– Ага! Тогда понимаю. И ты ничего не сказала Киеранфою.
– Кха!
Они обошли молчанием старое пророчество, касающееся квин-он-а и гласившее, что мечта о власти будет истолкована неправильно, если бард до своей смерти не обзаведется учеником.
– Киеранфой и Ха-кан-та не смогут одержать победу над Мал-ек-ой, – сказал Теп-фюл-ин. – Медвежий Танец, даже исполненный барабанщиками Медведя, не может победить его.
– Вероятно. – В глубине глаз Синс-амин блеснул свет. – Но это даст время ученице Талиесина отрастить рожки.
Теп-фюл-ин улыбнулся, но улыбка не тронула его глаз. Что, если пророчество окажется неверным? Если барабанный бой так и не перейдет ни к кому другому? Что тогда? В царстве тайн, которое в Дальнем Мире называют «Иным Миром», время – странная, поддающаяся влиянию вещь. На этом витке времени у Талиесина не было ученицы, да и сам бард был мертв. Все может измениться, если у хироки, о которой говорит Синс-амин, вырастут рожки. А если не вырастут? Такая ли уж это угроза, что квин-он-а придется столкнуться с существом, подобным Мал-ек-е, и испытать силу своих мышц и остроту ума? О силе племени судят по его врагам. Разве то, что у квин-он-а из Медвежьего клана враг не кто иной, как Мал-ек-а, не делает их самым могущественным из всех племен?
Но все эти мысли Красное Копье оставил при себе.
– Кха, – это было все, что он сказал, и голос его был тих. «Я понял, почтенная мать».
Глава пятая
«Бьюик» Такера возглавлял процессию из трех машин, остановившихся перед одним из входов в Дом Тэмсонов на Паттерсон-авеню. Перед тем как выйти из машины, инспектор заметил, что Коллинз вытаскивает свой кольт сорок пятого калибра из кобуры, висящей у него под мышкой, и покачал головой.
– Будем разбираться, не горячась, – сказал Такер. – Если сможем. Меньше всего нам нужно, чтобы вокруг нас собралась толпа.
Коллинз пожал плечами и вернул кольт в кобуру. Он закурил «Пэлл Мэлл» и последовал за Такером туда, где над телом, прикрытым одеялом, стоял на страже констебль
– Подождите, – обернулся Такер к фельдшерам. Он взглянул на Уорна. – Рассказывай с самого начала.
– Да особенно рассказывать нечего, инспектор, – ответил Уорн. – Все произошло часов в девять. Я делал обход, чтобы размяться, проверял двери на улице О'Коннор. А когда возвращался к машине, это, – он кивнул на тело, – это… просто… даже не знаю, как сказать… Это вдруг взялось неизвестно откуда. Я подбежал, решил, что парня, наверное, выбросили из окна с верхнего этажа, и вдруг увидел…
У Уорна слегка напряглось лицо, и Такер понял, что творится у констебля в душе. Хоть и привыкаешь к такой работенке, все равно что-нибудь да случается, от чего тебя выворачивает наизнанку… Вот как вчера, когда принесли тело Томпсона… Такер подумал, что забьет тревогу, когда такие случаи перестанут на него действовать.
– И что ты увидел? – мягко спросил Такер.
Уорн нахмурился:
– Вы когда-нибудь видели останки человека, истерзанного медведем, инспектор?
Коллинз встал на колени около трупа и уже взялся за угол одеяла, но Такер остановил его:
– Кто-нибудь был рядом? Свидетели? Кто-нибудь из прохожих?
– Улица была пуста, – сказал Уорн. – Если бы я не понимал, что такого быть не может, я бы сказал, что тело вдруг взялось ниоткуда.
Такер вздохнул:
– Похоже… С кем-нибудь в Доме разговаривал?
– Только через дверь. Они сказали, что ни с кем, кроме вас, говорить не будут. Тогда я попросил одеяло, и они выбросили мне его.
Такер посмотрел в один конец улицы, в другой, взглянул на тело. Взяв себя в руки, он кивнул Коллинзу. Коллинз стянул одеяло, и Уорн отвернулся. Все долго молчали. Наконец Такер выругался:
– Черт побери, Уорн! Ты что, решил подшутить над нами?
– Инспектор?!
Уорн взглянул на труп и поднял глаза на Такера. Тело выглядело так же, как когда он прикрывал его одеялом. Голова свернута, грудная клетка открыта, внутренности вывалились на тротуар. Но Такер… Лицо инспектора являло собой застывшую маску. Он сделал шаг вперед и неожиданно ударил по трупу ногой. Когда башмак инспектора коснулся тела, Уорн содрогнулся и почувствовал, как к горлу подступает съеденный завтрак. Он начал что-то говорить, но заметил, что по телу пробежало какое-то слабое мерцание. Вместо внутренностей от удара из него вылетели комки грязи и сучья. Там, где был труп, осталась лишь беспорядочная куча веток и сырых листьев, кое-как слепленная уже подсохшей глиной, чтобы придать ему форму человеческого тела.
Уорн не сводил глаз с того места, где произошла эта трансформация. Там, где надлежало быть голове, злобно улыбалось, словно издеваясь над ним, карикатурное лицо, составленное из мокрых листьев.
– Инспектор, – глухо начал Уорн, – я клянусь… клянусь вам…
Такер внимательно посмотрел на констебля. Его недоумение было вполне искренним. Либо Уорн был лучшим из всех известных Такеру актеров, либо он был твердо убежден, что караулит изуродованное тело. Инспектор повернулся к Дому и заметил, как в окне напротив них дрогнула занавеска. Он вспомнил записку, оказавшуюся у него на столе. Что за гнусная игра тут происходит?