Лунное сердце
Шрифт:
– Сара, ты призрак? – спросил наконец бард.
– Не призрак, не призрак! – заверил его великан. – У нее и плоть и кости, брат!
– Призрак? – пробормотала Сара. – О чем ты?
– Я не думал, что снова тебя увижу, – пояснил Талиесин, – решил – ты исчезла и никогда не вернешься.
Женщина, сидевшая напротив него, лукаво засмеялась. Талиесин нахмурился, не отрывая глаз от Сары.
– С тех пор как мы виделись, прошел целый год.
– Год? – изумилась Сара. – Да я только вчера ушла от тебя!
– В Ином Мире и время ведет себя по-иному, – ответил Талиесин.
Это прозвучало как завершение
– Ну хватит! – внезапно проговорила женщина. Она поставила на пол барабан, встала и в знак приветствия протянула к Саре руки. – Эти двое слишком долго жили как волки в лесу, совсем позабыли о манерах. Меня зовут Мэй-ис-хюр – Сердце Лета. А за тобой стоит мой муж – Хаган Хролф-гет. Добро пожаловать в наше жилище! Тотем в нем над дверью, правда, не висит, но это дом Матери-Медведицы, а в ее доме всем гостям всегда рады – друзья ли они или враги, и когда бы ни пришли – рано поутру или ночью, в час, когда духи охотятся.
Сара поняла, кого ей напоминает женщина – Ха-кан-ту, Девушку-Лосиху из Девственных Лесов; голова у Сары шла кругом. Великан у дверей был похож на викинга. А если вспомнить еще о валлийском барде и о ней самой… что же можно сказать о здешнем сборище? Довольно причудливая компания.
– Ступай к огню, – сказал Хаган. – Ты вся дрожишь от ночного холода. Иди погрейся. Еды и питья у нас на всех хватит, так что не стесняйся.
И Мэй-ис-хюр, и викинг держались приветливо, но со стороны Талиесина Сара чувствовала отчужденность, и это ее пугало.
– Если я не вовремя… – робко проговорила она.
– Брат-барабанщик, – обратилась к Талиесину Мэй-ис-хюр, – если ты не поговоришь с ней по-доброму, ты навсегда упадешь в моих глазах.
– Я не думал, что у меня получится с моим призывом, – начал он, замолчал, взглянул на Сару, стоявшую теперь совсем близко от него, и вдруг отчужденность сбежала с него, словно вода с бобра. Он улыбнулся, и все его лицо засветилось. – Я тосковал без тебя, – просто проговорил он и обнял Сару.
Сара замерла в его руках. Она не могла прийти в себя – только что он не глядел на нее, и вдруг такие нежности? Но когда его длинные пальцы взъерошили ее кудри и он вплотную приблизил к ней свое лицо, напряженность растаяла, и Сара тоже обняла его, понимая, что хоть они почти ничего не знают друг о друге, каждый сознает, как близки они по духу.
– Ох уж эти певцы! – услышала Сара тихий голос Мэй-ис-хюр. – Они встретились словно тени на призрачном берегу, встретились и потеряли друг друга, и он томился по ней, как сраженный любовью юноша, о котором поется в его песнях, но когда она снова пришла… Где теперь все золотые слова и сердечные тайны, о которых он целый год пел нам?
Сара почувствовала, как улыбается Талиесин, прижимаясь щекой к ее щеке.
– Она говорит правду, – сказал он. – Я бард, и пора мне уже научиться облекать чувства в слова, но, когда я увидел тебя в дверях, когда понял, что ты отозвалась на наш зов и действительно вернулась, у меня язык прирос к гортани. Я искал тебя весь год, я томился как ученик без учителя, и все представлял, как мы встретимся. Все случится так-то и так-то. Я
Он еще крепче прижал к себе Сару, а потом отклонился, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Ты меня понимаешь?
– Для тебя это был год, – медленно заговорила Сара, – а для меня всего один день. Я много думала о тебе… но не ждала, что мы встретимся вот так.
Он хотел снять руки с ее плеч, но она удержала их ладонями.
– Я же не говорю, что мне так не нравится, – сказала Сара.
И вдруг ее пронзила зловещая мысль. Оба раза, когда она была с ним, что-то выталкивало ее из этого времени прочь, буквально оттаскивало от барда. Видимо, то, о чем она подумала, отразилось на ее лице, потому что Талиесин спросил:
– О чем ты вспомнила?
– Я не хочу возвращаться, – сказала Сара. – Во всяком случае не сейчас. Но, кажется, у меня нет выбора.
– На этот раз есть, – быстро отозвался бард. – Раньше ты казалась мне видением из другого времени. Помню, я подумал, что ты из племени Гвин ап Надд. Ты была словно паутинка, хоть я и подарил тебе это. – Он приподнял пальцем воротник ее плаща. – Но сейчас я ощущаю тебя совсем иначе, хотя не могу объяснить, как и почему. Может быть, ты другая, потому что сегодня мы призывали тебя арфой и барабаном. И я знаю, что, если ты сейчас вернешься к себе, в твоем мире ты будешь призраком.
При этих словах испытываемое Сарой облегчение испарилось, и ее охватила странная тревога. Если она вернется к себе? Значит, предполагается, что она останется тут навсегда? А как же Джеми, Дом, Байкер, Джули? Сара прижалась лицом к плечу Талиесина, она сама не понимала, чего хочет, только бы он обнимал ее подольше. Она разберется во всем. Потом.
– Ну? Где же музыка? – сердито рявкнул Хаган. – По лесу носятся злые духи! Мы что, хотим впустить их? Или будем отгонять волшебными мелодиями?
Мэй-ис-хюр направила на мужа испепеляющий взгляд, но тут же поняла, что он специально заговорил так грубо. Пора этим двоим разомкнуть объятия, а то они не смогут справиться со своими чувствами. Надо им передохнуть – поесть, попить, поболтать обо всем понемногу. Пусть стук барабана вернет их в нормальное состояние, пока ночь не наслала неистовство в их души.
– Кха, – тихо сказала она, опустившись на шкуру. Потом взяла свой барабан и начала ритмично выстукивать мелодию.
Сара и Талиесин отступили друг от друга, некоторое время смущенно постояли, потом уселись на шкуры, не касаясь один другого, но достаточно близко, чтобы коснуться, если захочется.
– Ты голодна, Сара? – прогудел Хаган. – А пить хочешь?
– Немного, – ответила Сара и вдруг поняла, что умирает от голода.
– Прекрасно! Осталось мясо да эль. Правда, он очень крепкий, смотри пей понемножку!
Он улыбнулся в бороду. Заразившись его благодушием, Сара улыбнулась в ответ.
И пока она ела и маленькими глотками пила домашний эль, Талиесин и Мэй-ис-хюр снова заиграли. Арфа и барабан дополняли друг друга. Ритмы, выстукиваемые Мэй, были сложны, она не вела мелодию, а скорей следила за гармонией. Хаган свистел в маленький, с шестью отверстиями свисток Талиесина. Крошечный инструмент казался в его больших руках смешным, и Сара вспомнила о Байкере с его увлечением акварелью.