Лунные дни
Шрифт:
Часть из этого он рассказывал и раньше. В ИМФ. Но тогда он выкладывал факты. Отвечал на вопросы, как на анкету. Никого из "феноменщиков" не интересовало, что чувствовал тринадцатилетний пацан, впервые обернувшись. Как тогда смотрела на него мать... Из-за этого взгляда он надолго исчезал из дома. Но все же возвращался, потому что даже у зверя должен быть свой дом. Нора. А перед полнолунием уходил в подлесок за широкой трассой (они жили тогда на самой окраине города). Мало ли бродячих
Он почти перестал общаться со сверстниками, да и те его не задирали - Глеб вспыхивал мгновенно и дрался молча и беспощадно. Клеймо психа охлаждало даже самых безбашенных во дворе. Компьютер стал его спасением и его заработком. В шестнадцать лет он предложил разменять матери квартиру. Та согласилась сразу и без вопросов. Он до сих пор живет в той первой купленной им квартире. И ни разу с тех пор не видел матери.
– Она сказала, не знает, кто мой отец - так, случайный кавалер. Поняла, что забеременела и решила родить для себя. Возраст поджимал...
Мила качнула головой.
– Не верю.
Чуть ли не первый раз за время рассказа она подала голос.
– Чему?
– Не верю, что она так легко от тебя отказалась. Что она не хотела тебя видеть. Тем более, как ты говоришь, рожала для себя... Таким мамам, наоборот, присущи совершенно неадекватная любовь и некритичность к поздним детям.
– За эти десять лет она ни разу даже не попыталась со мной встретиться!
Мила обводила пальцем пустую кружку и просто кивнула на ярость, прозвучавшую в его голосе: детская обида на единственного родного человека в жизни, которому он доверял, и который не захотел или не смог ничем помочь ему. В подростковом возрасте открытие, что взрослые тоже не всесильны, зачастую вызывает презрение или злобу к этим самым взрослым. Ей вдруг представилась картина, подходящая для слезодавильной мелодрамы: старенькая мать прячется, чтобы хоть украдкой увидеть своего взрослого, красивого... так и не простившего ее сына.
Да уж, профессиональная деформация налицо - в любой жизненной ситуации она пытается найти сюжетец для рассказа. Вот и теперь, слушая, Мила автоматически прикидывала, сумеет ли описать, что и как происходит в полнолуние с Глебом.
– Знаешь, все-таки я думаю, она знала - кто мой отец, - неожиданно сказал Глеб.
– Почему?
– По ее реакции. Это для меня был шок, а она... Как будто ожидала, понимаешь?
– Да. Жаль, что она не сказала. Если бы ты был... э-э-э... чистокровным оборотнем, наверное, перекидывался бы еще с самого младенчества, да и в семье бы тебя обучали, и не пришлось осваивать все методом проб и ошибок... Ты до сих
– Нет, - Глеб дернул уголком рта.
– Прогресс. Сам придумал. Хорошая звукоизоляция квартиры, металлические жалюзи на окнах, запас мяса и воды. Пальцы оборотня, - как бы демонстрируя, он поднял широкую, совершенно обычную мужскую ладонь, - не такие ловкие, как у людей. Я не могу вставить ключ в замочную скважину, чтобы открыть дверь... Хотя все равно каждый раз пытаюсь.
Мила нахмурилась, неожиданно вспомнив царапины на собственной двери.
– Глеб! Ты что, оборачивался у меня?
Глеб уткнулся лбом в сжатые на столе кулаки, сказал невнятно, в пол:
– Не знаю. Кажется - да. А было ли это на самом деле... Мил, да это же просто смешно: оборотень внутри защищает от оборотня снаружи!
Судорога прошла по его напряженным плечам, по вздувшимся буграм мышц. Никогда до этого он не казался ей таким сильным...
Чтобы не испугаться, Мила задала вопрос суховато-любопытствующим тоном:
– Но ведь тогда еще было не полнолуние?
Ее интонация оказала требуемое действие: прекратила начинавшуюся истерику - ее или Глеба. Он выпрямился, потер лицо.
– Раньше я считал, что это возможно лишь в полнолуние. Потом... в ИМФ... они расшатали мой цикл. Теперь я могу перекинуться... в любое время.
– И этот процесс ты не можешь контролировать?
– подсказала писательница.
Глеб отвел взгляд, но врать не стал.
– Наверное, нет.
– Миленько, - сухо констатировала хозяйка.
– Мне уйти?
– Успеешь еще. В кого ты превращаешься? Или термин неправильный? Оборачиваешься, перекидываешься?
Хоть горшком назови...
– Мне показывали записи. Вервольф. Волколак. От...
– Глеб хрипло вздохнул.
– Отвратительно.
На самом деле он смотрел на забившегося в угол или мечущегося по комнате зверя и не мог поверить до конца, что эта тварь...
Мила внимательно наблюдала за ним. В ее лице не было и тени сочувствия, когда она сказала:
– Это - тоже ты. Или твоя часть. Совсем немаленькая часть, давай-ка прикинем по времени: лунный цикл составляет, кажется, двадцать девять дней? полнолуние длится один, ну на наш невооруженный взгляд - три... Девятая? Это все равно что ненавидеть свою собственную руку или ногу.
Глеб оскалился. Как она могла понять?!
– Рука или нога не убивает людей!
Мила взяла чашку, встала и прошла мимо него к плите. Глеб отшатнулся, словно боясь, что она к нему прикоснется. Налила пустого кипятка, забыв про кофе, и вернулась обратно. Спросила ровно: