Лунный лик Фортуны
Шрифт:
Проснувшись, Жосс почувствовал себя намного лучше. Приказав себе быть настороже, готовый к любым неожиданностям, он спустился вниз, чтобы начать знакомство с местными жителями.
– По мне, так нет смысла отпускать всех воров, убийц, насильников и прочий сброд. Да, спасибо, сэр, я не прочь повторить. – Повинуясь вопросительному взгляду Жосса и его пальцу, указывающему на пустую кружку, мужчина подтолкнул ее к мальчишке-разливальщику чтобы тот плеснул туда эля. Мужчина был первым человеком, с которым заговорил Жосс, и, надо признать, он не слишком нуждался в поощрении, чтобы разглагольствовать
– Знаете, я прямо так и сказал жене. – Мужчина откинулся к стене и уселся поудобнее, словно готовясь к долгой беседе. – Глупо думать, что люди возьмут и изменятся, верно? Я хочу сказать, разок украл – вор навсегда, вот как я говорю.
– Что ж, можно посмотреть и с этой стороны, – согласился Жосс. – Но ведь мы сейчас говорим об убийстве, не так ли? Разве можно сказать наверняка, что монашку убил один из отпущенных преступников? Ведь большинство из тех, что оказались на свободе, попали в тюрьму за мелкие преступления. Как я слышал, за нарушения «Лесной ассизы».
Мужчина посмотрел на Жосса с нескрываемой жалостью.
– Хотел бы я знать, кто еще пошел бы на такое грязное дело. Думаю, все ясно как день, так ведь?
– Да, полагаю, что так, – ответил Жосс, хотя ничего подобного он не полагал.
– Скажите мне, разве есть что-нибудь еще, больше похожее на правду? – продолжал мужчина, оживляясь предметом их разговора. – Один из этих мерзавцев чувствует, как нежданная свобода ударяет ему в голову. Ударяет в голову и в другие части его тулова, если вы понимаете, о чем я говорю. – Собеседник искоса бросил на Жосса хитрый взгляд и приложил палец к носу. – Он натыкается на молоденькую особу, которая имеет обыкновение бродить в полном одиночестве глубокой ночью. Не в силах устоять, мерзавец набрасывается на нее, задирает юбку, обнажает ее гладкую юную плоть, ее полные белые бедра, а затем совершает свое греховное дело.
Глаза мужчины вылезли из орбит от похоти, он несколько раз шумно сглотнул, отчего выпуклый кадык на его тощей шее заходил ходуном.
– Она начинает вопить и звать на помощь, и тогда мерзавец перерезает ей горло, чтобы заставить заткнуться и чтобы она потом не смогла показать на него пальцем. Вот и все, сэр, так оно и случилось.
Мужчина сделал солидный глоток, рыгнул и добавил:
– Как пить дать.
– Пожалуй, вы верно схватили суть. – Жосс справился с чувством неприязни и тоже откинулся к стене – за компанию. – Что ж, раз так, полагаю, милосердие короля Ричарда здесь не очень приветствуется. Особенно теперь, когда произошло это жестокое убийство.
– Не знаю ничего ни о каком короле Ричарде, – произнес мужчина. – Король Генрих, тот да, в свое время он делал все как надо, и его королева – чудесная женщина. Жаль, что уже не они держат в руках вожжи, вот что я вам скажу.
– О короле Ричарде отзываются весьма высоко.
– Кто это о нем отзывается? – вскинулся собеседник. – Никто о нем ничего не знает. Во всяком случае, в этих краях. Спросите любого. – Мужчина сделал широкий жест рукой, словно пытаясь обнять всех посетителей пивной. – Он темная лошадка, вот кто он такой!
– Мэтью прав, –
– Да благословит Господь королеву Алиенору, – произнес кто-то, и несколько голосов отозвались хвалебным эхом.
– Но мне кажется, все это дело с отпуском преступников не было продумано от начала до конца. – Новый посетитель склонился к Жоссу словно опасаясь недоброжелательных ушей. – Пока что нет доказательств, и я не из тех, кто осуждает человека до того, как тот хотя бы предстанет перед судом…
– Хотя бы будет арестован, – послышался еще один голос, потонувший во взрывах грубого хохота.
– …Но ведь довольно подозрительно, не правда ли? Тихая мирная община, я имею в виду Хокенли, ни беспорядков, ни насилия уже столько лет, что и не сосчитать, и вдруг двери всех тюрем страны распахиваются настежь, и тут же какую-то монашку, занятую своими делами и ни для кого не представляющую угрозы, находят изнасилованной и убитой, да еще с перерезанным от уха до уха горлом, как у забитой свиньи! – Он скрестил на груди руки, словно подчеркивая бесспорность своего заключения. – Я не знаю, кому еще понадобилось убивать монахиню.
«И в самом деле, кому?» – подумал Жосс.
– Спору нет, для нового короля, тем более для темной лошадки, как вы заметили, совсем неплохо начать правление с жеста милосердия, – заговорил Жосс, нащупывая почву. – С истинно христианского жеста, добавлю я. В конце концов, разве не осуждал наш Господь тех, кто не посещает больных и узников?
Несколько наиболее набожных завсегдатаев перекрестились, и кто-то пробормотал: «Аминь».
– Посещать – это одно, – мрачно прозвучал новый голос. – Но умно ли, даже для христианина, отпускать их на все четыре стороны?
– И вряд ли это великодушно по отношению к нам, – заявила толстуха, которая сдала Жоссу комнату. Она только что появилась за стойкой и начала наливать эль в огромный кувшин. – Я имею в виду, по отношению к нам, женщинам. Мы не сможем спокойно лежать в своих постелях по ночам, зная, что этот изверг шастает на свободе. И кто станет следующей жертвой? Уж не я ли? – Женщина окинула пивную широко раскрытыми глазами, словно опасаясь, что в следующую секунду убийца и насильник выскочит и набросится на нее. – Вот что я хочу сказать!
– Он должен совсем дойти до ручки, чтобы решиться на такое, – тихо заметил кто-то позади Жосса в расчете на то, что хозяйка не услышит его слова. Однако сидевшие поблизости мужчины услышали; кто-то сдавленно захихикал.
– Сначала ему пришлось бы поискать эт-самое, – донесся хриплый шепот. – Разве что она перднула бы, и это навело бы его на цель.
– А если бы он нашел цель, то понял бы, что этой дорожкой ходили многие, – добавил кто-то. – Ах, старая добрая Матушка Энни! Ясное дело, она заработала деньжат на это заведение не тонким шитьем и не торговлей вразнос на тонбриджском рынке.