Лужоная глотка
Шрифт:
– И это твой план? А почему ты просто не предложил Уэво заплатить за машины в обмен на Бинза?
– Ага, выгодная сделка. Миллион за сенбернара, который только и умеет, что пускать слюни.
– Не только. Он здоровается, опрокидывая людей на землю. Может встать на три лапы и почесать ногой ухо. А еще у него прелестные карие глаза.
– Вылитый я, – согласился Хукер. – Разве что я не умею чесать ухо ногой.
– Ага. Вы с Бинзом идеальная пара.
Хукер ухмыльнулся, потянулся за сотовым телефоном и уже начал набирать номер Уэво, как из мобильника
– Он сдох, – констатировал Хукер. – Утоп.
– Можешь вытащить из него номер Уэво?
– Нет, но может Буч его знает.
Десять минут спустя Хукер положил трубку стоящего на кухонном столе телефона Ибарры на рычаг.
– Ну и? – спросила я.
– Уэво сказал, ему не нужны деньги. Он хочет вернуть машины.
– А не чип ли он ищет? Может, тебе стоит перезвонить и предложить ему чип.
Хукер нервно крутил в руках ручку переключателя передач, которую мы сняли с «шестьдесят девятой». Он изучал ее, вертя во все стороны.
– Просто произведение искусства, – восхитился он. – Эту ручку спроектировали в автомастерской Уэво, штуковина крепко и ладно ложится в руку, а весит всего ничего
Хукер положил ее на стол резьбой вниз, и тут же что-то едва слышно звякнуло. Он вновь взял ручку в руки, а на столе остался лежать крохотный металлический диск.
Я поддела диск кончиком пальца. Серебряный, чуть меньше контактной линзы.
– Похоже на батарейку от часов, но без опознавательных знаков, – обратилась я к Хукеру. – Понятия не имею, какого черта это делает в ручке переключателя передач.
– Может, это и есть антипробуксовочная штуковина.
– Исключено. Она не к чему не подсоединена. Я же разбирала этот переключатель. Никаких проводов. Чтобы движок снижал обороты, микропроцессор должен посылать электрические импульсы в механическую деталь. На сегодняшний день известно лишь два способа проводить электричество. Первый – это провода. Второй – удар молнии.
– Тогда что это такое?
Я перевернула диск на ладони.
– Не знаю. Заглянуть бы внутрь, но боюсь, если попробую открыть, то поврежу его. Будь мы в Конкорде, это не было бы проблемой.
– Не хочу в Конкорд. Я считаю, Бинз в Майами, и никуда не поеду, пока не получу его назад.
– Давай тогда найдем ювелира.
Спустя полчаса Хукер стоял у витрины с бриллиантовыми браслетами.
– Большинство женщин простили бы мне все мои грехи, купи я им один их этих браслетиков.
– Не тешь себя попусту. Женщина, может, и взяла бы браслет, но тебя бы не простила.
– Это многое объясняет.
– Выкинул деньги на связку бриллиантовых браслетиков?
Он улыбнулся застенчиво:
– Ну, прикупил парочку.
Я наблюдала, как ювелир работает над нашей маленькой металлической пуговкой. Он зажал ее в миниатюрные тиски и пробовал открыть то так, то эдак, но тщетно. В конце концов, он вынул ее из тисков, отложил крошечные инструменты в сторону и, держа диск между большим и указательным пальцами, стукнул по нему молотком. Металлическая
Мы дружно уставились внутрь.
– Это еще что? – спросил Хукер.
Я взяла у ювелира лупу и принялась внимательно разглядывать диск.
– Похоже на схемную плату. И к ней припаяно что-то вроде микробатарейки.
– Почему бы и нет, – отозвался Хукер. – Разве что она ни к чему не подсоединена.
– Ага. Но, может, она сообщается с тем чипом, что был прикреплен к движку.
Я вытащила из кармана пластиковый пакет, вытряхнула поврежденную детальку на стол и рассмотрела ее под лупой. Это определенно был чип. Я смогла различить схемную плату.
– Это чип, – пояснила я Хукеру. – Хотя я не представляю, для чего их понадобилось два. Мне казалось, хватило бы того, что в движке.
Я поместила оба чипа обратно в пластиковый пакет, опустила его в карман, мы вышли из ювелирной лавки и очутились на торговой аллее. Мы находились в наводненной туристами прибрежной части Майами, где располагались магазинчики и закусочные с видом на пристань. Яркое тропическое местечко, в местных лавочках предлагали украшенные фламинго пепельницы, сделанных в Китае резиновых аллигаторов, пляжные полотенца, футболки, светильники в форме пальм, солнечные очки, солнцезащитный крем, кепки с козырьком и целые сумки раковин, собранных, по всей видимости, в Китае. Мы миновали сувенирные лавки и приобрели новые сотовые телефоны, кеды для Хукера и бинокли.
Когда мы покидали торговую аллею, дело уже близилось к вечеру. План наш заключался в том, чтобы пристроить задницы на высоких стульях в гавайском баре возле «Монти» и понаблюдать за яхтой Уэво. Бар был неплохой, а главное многолюдный, и мы прикинули, что шансы на то, что гонады Хукера отделят от тела прямо здесь, невелики.
Заказав начос с пивом, мы вытащили бинокли. Каждый из нас стал обладателем такой вот небольшой штуковины. Не столь мощной, как я привыкла, зато её легче таскать. Лодка нам отлично была видна и без биноклей, но с ними мы могли лучше разглядеть лица.
– За Бинза, – объявил Хукер, и мы чокнулись пивом.
Я на пробу поднесла бинокль к глазам и направила его на пирс, ведущий к яхте Уэво. Тут в поле моего зрении оказалась какая-то женщина.
– Эй! – воскликнула я. – А это ещё кто?
Женщина выглядела Блондинистой Стервозной Фифой. Эдакая платиноволосая Круелла ДеВиль. Шагала она на четырехдюймовых каблуках, и дизайнерский костюм обтягивал её, словно вторая кожа. В часы и уши дамочки было вставлено достаточно бриллиантов, чтобы от солнечных бликов у меня развилась катаракта. Волосы уложены в узел на затылке, в широко распахнутых глазах застыло выражение непреходящего изумления. Длинноногая фифочка шла, покачивая попкой, вдоль по пирсу к сходням. Одетый в униформу охранник на борту судна при виде ее вытянулся в струнку и бросился помогать ей с единственной сумкой, но она от его помощи отмахнулась. Из сумки высунулась маленькая хохлатая собачья голова.