Лягушки, принцессы и прочие твари

Эйта

Ну, или тут сыграла неопытность Лера. Он никогда не был гением, который может предусмотреть все, и у него не было наставника, который научил бы его на чужих ошибках, так что он частенько делал свои. И вряд ли кто-то мог бы его за это упрекнуть: Мор унес слишком много мастеров, и утеряно было столько секретов, что неопытный мальчишка на таком высоком посту никого даже не удивил. Средний возраст наших министров не достигал и сорока лет: пожилые люди сгорели в пламени болезни первыми.

Как бы то ни было, итог таков: мы с Далькой

и глазом моргнуть не успели, как оказались в ловушке.

Едальню захватили быстро и без лишнего шума: раз, и неприметные люди в хегских народных костюмах перегородили все выходы. Два — и вежливые человечки вошли внутрь.

И самым вежливым и великодушным из них был Бахдеш. Только это был не человечек — человечище. Необъятный и громогласный.

Далька разбудила меня за несколько секунд до налета.

— Сейчас нас будут брать в плен, — сказала она почти спокойно.

Я села на Куциановой кровати и обняла Дальку крепко-крепко. Она мелко дрожала, но не ревела — ждала. Мне было страшно, но я старательно делала вид, что не очень-то.

Вряд ли я смогла бы обмануть Дальку. Но она хотела быть обманутой, хотела на меня положиться — и я старалась изо всех сил. Не трястись. Не разрыдаться.

Я чуяла опасность, как собаки чуют грозу. Мир затих, как затихает лишь перед бурей. И в этот раз я понимала: сбежать не удастся. Слишком поздно Далька меня разбудила — я проспала свой шанс на спасение, расслабившись у жениха в комнате. Про это, несомненно, сложат немало похабных побасенок: что же, хоть какое-то бессмертие, хоть какая-то память.

Иногда я до рогатых феев боялась, что когда умру, для меня забудут даже выкопать могилу. Но в глубине души я давным-давно с этим смирилась.

 Я готова была защитить сестру собственным телом. В основе такого решения лежала не только сестринская любовь: Далька гораздо ценнее для Талимании, чем треснутая принцесса, которую вот-вот доканает божественное проклятье. Особенно — во время войны, которая обязательно начнется, если мама потеряет хоть одну свою дочь по вине Джокты. Даже если джоктийцы спляшут в хегских народных костюмах на главной площади, перебрасываясь в танце моей головой, им не удастся перевалить вину на плечи настоящих хегсчан.

А еще я думала — вот сейчас дверь откроется, и ворвется Лер, или Куц, или оба сразу. И попытаются не дать нас в обиду.

И умрут.

Глупо-глупо.

Я не хотела, чтобы они умирали, и, пожалуй, больше всего боялась именно такого развития событий. Хоть и верила, что оба достаточно благоразумны, чтобы не лезть в бессмысленную битву только лишь ради того, чтобы стать героями.

Как говорил дедушка: «На хорошо организованной войне нет места героизму». Герои всегда убивают себя во имя победы, а я не хотела победы, купленной ценой их жизней.

Они достаточно умны, чтобы не стать героями. Вот, на что я надеялась.

Дверь открылась, и я одновременно облегченно

выдохнула, а потом икнула от испуга — звук не слишком-то достойный принцессы, но что я могла поделать? Мое тело мне давно уже не подчинялось.

Вежливые люди в хегских национальных костюмах удивленно переглянулись.

Я замерла: а вдруг не заметят? Конечно, со мной Далька, но…

— Простите, — спросили они, — вы случайно не принцесса Малиалика?

Точно профессионалы. Даже имя выговорили с первого раза. Нет, такие не могут просто не заметить.

— Нет, — солгала я, не моргнув и глазом, — я — Алка Рас.

— Извините, — они прикрыли дверь. Щелкнул замок. Поверили они мне или нет, нас с Далькой совершенно не собирались отпускать.

Но и убивать пока тоже не торопились. Это я так по совету почтенной сьеры Теи постаралась найти положительную сторону в ситуации, чтобы продолжать смотреть на жизнь с оптимизмом и надеждой. Найти-то нашла, но помогло это не слишком.

Существовал еще крошечный шанс, что мне поверили. Все-таки, многие талимане не исказят своего имени даже под страхом смерти, слишком боятся гнева капризных Богов. Но он был такой маленький, что было бы большой глупостью на него надеяться.

Сидеть на месте становилось невыносимо, минуты текли, как часы. Я с трудом выдернула платье из цепких ручек сестренки, встала и выглянула в окно. Конечно же, едальню окружили, и на что я только надеялась!

За забором стоял массивный человек. Темноволосый, широкоплечий, излишне мускулистый — он казался дикарем из тех южных сказок про мальчика, воспитанного зверями, того самого, что удушил дикого барса; он поднял голову, и мы встретились взглядами. Он широко улыбнулся и помахал — я отшатнулась.

Он. Меня. Заметил. Так легко и просто. И, похоже, даже узнал.

Не прошло и трех минут, как в дверь осторожно постучали. Затем вошли двое — я не смотрела в их лица, только отмечала для себя слишком чистую для простых смертных обувь. Как будто их заставляли ее в казармах каждый день чистить. То есть, конечно, не как будто. Так и было.

Далька вцепилась в мою руку.

— Сьеса Малиалика, сьеса Лифнадалия, будьте добры, спуститесь в зал.

Тот, что повыше, даже подал мне руку. Я ее проигнорировала.

— Я Алка Рас, — повторила я твердо, — я не Малиалика.

Отказ от своего имени — еще более тяжкое преступление перед Богами. Только вот оно уже давно не было моим, а Богов мне было бояться поздно — добить меня могли только люди.

— А вы кто, юная сьеса? — Склонился к сестренке тот, что пониже.

Акцент у него был ужасный.

— Люшенька, — насупилась она.

— То есть вы — не принцесса Лифнадалия? — Продолжил он.

— Хотела бы! — Фыркнула Далька, — Я на нее очень похожа, мне все говорят. Еще бы не эти глаза дурацкие… У нее они голубенькие, как небо. А у меня зеленые, как у ведьмы.