Лягушонок на асфальте (сборник)
Шрифт:
Примиренчество. Постыдство. Взял ружье, взвел курки, плотно вдавил приклад в
кремневую землю, и приклонил голову к стволам, и ощутил очертание «восьмерки»,
образуемой дулами и спайкой между ними.
Разутая нога не хотела отрываться от холмика, песчинки с ласковой прытью
продолжали разбегаться из-под ступни.
«Я трус. Время все равно растечется».
Нога, будто он усовестил ее, оторвалась от холмика, но тут же замерла. Опять
возмутился, и нога
прикладу. Он оторвал висок от сдвоенных дул и послал ногу к скобе. Вороненая скоба с
перистой чеканкой по внешнему овалу предохраняла путь к спусковым крючкам. Едва
палец оперся о скобу, Вячеслав поплотней приткнул голову к стволам и нажал на верхний
крючок.
За миг до того, как нажал на крючок, уверил себя, будто умрет в тишине, потому что
дробь разнесет его мозг прежде, чем прогрохочет выстрел.
Не сразу Вячеслав осознал, почему раздался пронзительно тонкий звук и почему цела
его голова. Несколько секунд, а может, и минут он находился в состоянии беспамятства.
Затем он уяснил, что услыхал не звук осечки, а звук курка по бойку, на пути которого не
оказалось пистонки. Ловко сработала Тамара: вытащила из стволов патроны. Когда ж
успела? А, после переодевания выскакивала в сени. Достать патронташ. Раздернул шнурок
рюкзака, но не обнаружил патронташа среди консервных банок со свиной тушенкой,
печеночным паштетом и зеленым горошком, которые забыл выгрузить.
Отбросил ружье. Шваркнул ботинком по короткопалому корневищу, облепленному
каменной зернью. Ругался в голос. В потоке брани, как белые камушки в мутной пульпе,
извергаемой земснарядом, попадались наивно-чистые слова о любви к Тамаре, о печалях
из-за безотчетности ее поведения, о том, как она смела помешать его освобождению от
нынешних неразрешимых страданий.
Лес притих. Перестали стрекотать сороки, дятел с алым затылком прекратил
долбежку, осекся пересвист лазоревок, рябчик, с шуршанием шаставший но ольховому
бурелому, замер, раскрыв в настороженности перьевые клапаны ушей.
Дорогой на станцию Вячеслав поуспокоился. В глубине души он был счастлив, что
осмотрительность Тамары спасла ему жизнь, хотя и кочевряжился перед самим собой,
будто все еще возмущен ее вероломством.
36
Ксения, когда у нее случалась неприятность, хотела бы, да не могла быть
нерадостной. Еще в школе кто-то из мальчишек определил особенность ее натуры: дал
прозвище «Мячик» отнюдь не за пунцовые щеки, за то, что почти непрерывно
подскакивала.
Смятенная понурость Вячеслава
Правда, она одобряла его строгость («Нашей сестре позволь слабинку - в пропасть
скатимся. Поднаплодилось бесстыдниц»). Она понимала, что в суровых муаках вызревают
серьезные мужчины. Свою заботу о брате она видела в том, едва он перебрался к ним с
Леонидом, чтобы вернуть ему прежнюю жизнерадостность. Хотя он и был немтырем и не
ходил ногами до трех лет, характером он в них с матерью.
Вчера, возвратясь в город, без заезда домой он направился в копровый цех. Во время
смены, как казал Леонид, Вячеслав угрюмо с д ы ш а л , словно вернулся с похорон.
Леонид мастак выведывать чужие секреты, но, как ни хитрил, задавая Вячеславу вопросы
с подходцем, тот так и отмолчался. А раньше не то что не таился - сам напрашивался с
переживаниями: вникни, без лукавства и жалости разбери. Коли замкнулся - вовсе
заплутал или накануне неожиданного решения, ну, прямо такого, какое взбудоражит
родню.
Диван, на котором спал Вячеслав, был короток. Так как Вячеслав лежал, вытянувшись
во весь рост, - голова перевесилась через валик, а ноги, угнездясь пятками в продавы
другого валика, нелепо торчали вверх.
«Огромина! Готовый мужик!» - восхитилась Ксения, но через мгновение опечалилась.
Все не терпелось: «Сень, когда вырасту?» «Ну, вырос. Куда торопился? Как почнут на тебе
ездить... Кабы мы были, как солнышко. Как почнут ездить кто во что горазд, не успеешь
оглянуться - износился, болячки. Отец в тебе изверивается. И ты, возможно,
разочаруешься в своем сыне? И зачем рос? Ой, да что это я хандрой окуталась? Вырос - и
ладно. Птицы и те не без заботы. Человек без заботы, что самолет без турбин. Кем бы мы
были, если б не горе, не подлость, не заботы? Беззащитными лежебоками,
равнодушниками... Эк выдул! Сильный да добрый, не какой-нибудь чертопхай».
Еле сдерживая проказливый смех, Ксения подошла на цыпочках к дивану. Она
собиралась зажать Вячеславу нос. Его четко выкругленные ноздри, прямо раковины,
подзадорили ее веселое намерение.
«Перекрываю клапаны!» - сказала она себе, преодолевая желание запрыгать, и
придавила указательными пальцами его ноздри.
Вячеславу снилось, что он, глядя вперед, мчался под гору на санках. Дороги на склоне
не было, поэтому он не опасался транспорта. Когда вдруг стало нечем дышать, он решил,
что нос забило снегом, и дунул в ноздри. Нос почему-то не продулся. Вячеслав хватнул