Лысый остров
Шрифт:
Глава III. «Ласточка»
1
Чтобы Максим мог спокойно изучать своих шуршунов, Степанов выделил ему Ангар за седьмым бассейном. Ангар был старый, щелястый, не очень большой, половина его была завалена разным хламом. То есть это мы подумали, что хлам, а когда разгребли мусор, доски и тряпьё, увидели тюки. Максим разорвал ветхую обшивку, и оказалось, что в тюках ткань, очень плотная и тяжёлая.
— Ой, мамочки! —
Ткани было очень много. Тёмно-синие и белые, правда, с жёлтым оттенком, видимо, от долгого лежания, полотнища, целые рулоны, как в магазине «Ткани», куда мы заходили с мамой, приезжая в школу на Большую землю. И откуда в этом сарае столько? Неужели наш экономный Степанов позволил такое расточительство?
— Это паруса, — со знанием дела сказал Максим. — У вас есть яхты?
— Н-нет… И не было никогда. Да нет, Максим, какие это паруса, просто куча материала, даже формы никакой нет…
— Ха! А думаешь, на больших кораблях не такие полотнища? Ещё больше!
Потом мы под чутким Роськиным руководством выметали всю грязь, мыли пол и стены. Притащили из библиотеки стол, который мама отдала нам.
— Ты будешь писать за ним свои научные работы, Максим! «Жизнь шуршуна обыкновенного, его размножение в природе и неволе», «Маленькие шуршунчики, их способности к невидимости»…
Роська разошлась вовсю. Радость и гордость за брата бурлили в ней, и она не могла усидеть на месте.
— Сюда надо полки прибить. Я Лёшу попрошу, он нам выстругает. На полки мы будем составлять твои труды, да? Ведь здорово?
А тут можно будет поставить ящики, цветы посадить, они ведь их любят, да, Максим?
Мы с Максимом только улыбались и переглядывались. Между нами сновали туда-сюда шуршуны, задевая мохнатыми невидимыми ушами. Или хвостами. Я то и дело ойкал. Всё-таки непривычно, когда что-то невидимое шныряет рядом с тобой.
— Ты их как намагнитил, — сказал я Максиму. — Они же дикие!
— Да нет, просто вы их не знаете! Они добрые и очень быстро приручаются, только пугливые. Всего боятся. И обижаться умеют, как люди. В общем-то, — Максим смутился, — наверное, в этом весь секрет.
— В обидчивости?
— Ну да. Когда их обижают, они становятся невидимыми. Ну, вроде бы в знак протеста. Или защитная реакция у них такая… А если пожалеть, приласкать, извиниться…
Движение у наших ног заметно поутихло, будто все шуршуны замерли, услышав Максимовы слова.
И тут я его увидел! Настоящего живого шуршунчика!!! Серого, ушастого, намного больше по размерам, чем тот в конференц-зале. Я завопил от радости.
— Тише! — прикрикнул Максим, но было поздно: шуршунчик опять исчез.
— Не надо кричать, — объяснил Максим.
— А то они думают, что мы кричим, потому что они страшные или уродливые.
По всему Ангару одобрительно зашуршали.
—
— Не исключено, — совсем по-учёному заметил Максим.
А я в который раз подумал о второй цивилизации, существующей рядом с нами. Там, в Холмах. Может быть, прав Чолария и надо просто лучше всматриваться, чтобы увидеть? Максим прервал мои мысли:
— Листик, а эта парусина кому-нибудь нужна?
Сложный вопрос. Наверное, да. Но с другой стороны, скорее всего, про неё уже забыли! И нам она наверняка нужнее! Можно было бы сшить палатку или флаги. Можно построить плот с парусом. Да мало ли на что может пригодиться парусина!
— Не думаю, — давя сомнения и угрызения совести, ответил я. — Наверное, нет. Скорее всего, нет.
И я увидел, как в Максимкиных глазах вырастает идея.
— Ты что-то придумал? — глядя ему в глаза, спросила Роська.
— Нет-нет, — так поспешно сказал Максим, что сомнений не осталось.
Но расспрашивать мы не стали. Я, как и Роська, уже понял, что Максиму свою идею надо «выносить», как говорят у нас на Лысом, а потом он сам всё расскажет. И нам с Роськой — в первую очередь.
2
Весь следующий месяц Максим занимался своими шуршунами, целыми днями пропадая в Ангаре. Иногда он даже засыпал там, и Лёше Смелому с Петушковым приходилось перетаскивать его домой за руки за ноги. Обедать и ужинать он тоже забывал. Роська его ругала и стращала всякими ужасами. Но он всё равно забывал. Вероника снисходительно сказала нам как-то по этому поводу:
— Вам, милые дети, не понять его рвения. Ведь в вас не горит пламень научных открытий. А если ты, Ярослава Андреевна, так уж беспокоишься, то носи ему еду в лабораторию. Вот и все проблемы!
Так мы и стали делать. Роська наливала суп в банку, делала целую гору бутербродов, заливала в термос чай с лимоном, и мы несли всё это в Ангар.
Максим смущённо говорил:
— Ну, что вы… зачем?
Но на еду налегал. В общем, вёл себя, как типичный учёный, в котором горит этот… «пламень».
Сидели мы у Максима недолго. Шуршунчики оказались очень беспокойными зверьками. Нас они давно уже не стеснялись, становились видимыми, сновали под ногами, забирались на колени, прыгали на плечи, а шум от них стоял такой, что через десять минут Роська начинала стонать:
— Как ты их выдерживаешь? Не мог открыть что-нибудь поспокойнее?
Максим улыбался, а мы спешили уйти. У нас были свои открытия.
На Берегу Каменных Крокодилов мы однажды увидели лису. Она тревожно понюхала воздух и ускользнула в камни. Мы бросились за ней и нашли нору, где было пять пушистых рыжих лисят. Мы не стали их трогать, просто посмотрели и всё. (Роська тут же захотела иметь ручного лисёнка.)