Любимая для мастера смерти
Шрифт:
Дни бежали за днями. Моё здоровье поправлялось с неимоверной скоростью. Как будто кто-то включил магический регенератор, и я во всю им пользовалась. Ежедневно мы выходили с Гертрудой принимать солнечные ванны в нашем тихом уголке возле вишни. Сиделка не изменяла своей привычке дремать на свежем воздухе, я же с завидным энтузиазмом штудировала пожалованную мне некромантом литературу. Мои обеды и ужины уже проходили в общем зале, но ели мы по-прежнему только с Гертрудой вдвоем. Киан редко присоединялся к трапезе, пропадая то в академии, то на государственной службе. А где-то в середине недели к нам пожаловала портниха, сестра нашей экономки Бланид,
Погода с утра основательно испортилась. Я ожидала, что в дорогу нам будет светить яркое солнышко, но во внутреннем дворе, куда мы выходим, дабы погрузиться в повозку, нас встречает колючий ветер с моря и сероватое хмурое небо.
Гертруда, как всегда, полна энтузиазма и жажды новых впечатлений, а еще ее опека восходит на новый уровень, и она требует побольше подушек, кирпичи для нагревания и пледы, дабы ее деточка, то бишь я, не околела в дороге от холода. Такая забота вызывает во мне чувство неловкости, и я пытаюсь как-то успокоить рвение женщины, но сдаюсь перед ее неотвратимым напором. Киан искренне посмеивается над этими плясками с бубном, но и пальцем не шевелит, чтобы мне помочь. Гертруда получает все желаемое и успокаивается, обведя глазом дело рук своих. Но не совсем, ибо ее взгляд останавливается на некроманте. «Попал», - внутренне хихикаю я, потирая в предвкушении лапки.
– Мальчик мой!
– восклицает леди.
– Ты что же собрался в такую погоду ехать на этом чудовище?
– указывает она дрожащей дланью на огромного гнедого с иссиня-черной гривой коня. Чудовище чудовищно скалит зубы, мальчик замирает, поперхнувшись смешком, -, а нечего было надо мной насмехаться, я вовсю стараюсь оказать Гертруде моральную поддержку, охая и ахая над опасностями, подстерегающими мальчиков на чудовищах.
– Хм, леди Гертруда, если вы не забыли, так я на этом, как вы выразились, чудовище в сражении на каледонских болотах был, - напоминает Киан, а у меня отвисает челюсть.
О сражении на каледонских болотах не знает разве, что последний блаженный.
Тогда как раз в преддверии зимы, группа свихнувшихся фанатов подняла целое полчище нежити, утопшей именно в этих самых болотах. Оживших мертвяков оказалось намного больше, чем себе представляли подниматели, и у них элементарно не хватило сил их контролировать. Они первыми и пострадали. Самую ближнюю деревеньку тоже смело под чистую. Потом прибыли солдаты и маги, но распробовавшие живую плоть, сытые умертвия были вдвое сильнее, быстрее и кровожаднее. Болота усмирили. Домой вернулась половина…
С уважением смотрю на мужа. Не то чтобы я раньше сомневалась в его доблести, но все же каледонская битва это каледонская битва. Только видимо, для Гертруды это отнюдь не аргумент, ведь на ее мальчика в дороге может напасть кое-что пострашнее восставших трупов, а именно насморк, чих и кашель.
Некроманту удается кое-как усмирить заботливую няню и усадить в повозку. Я забираюсь следом за ней и удобно устраиваюсь на лавке, подложив под спину подушку. Спустя минуту экипаж трогается и начинается наша дорога, щедро приправленная моросящим дождиком и холодным ветром.
«На счастье», - бурчит сиделка, мимолетом взглянув в окно, и плотно закрывает его шторкой. В полутемной
В трактире при гостинице не многолюдно. Парочка мужчин навеселе, скорее всего одиночные путники, которые встретились тут же и решили вместе провести вечер за рюмкой чая, довольно таки шумная компания, сопровождающая торговый обоз и мы втроем. Гертруда быстрее всех справилась со своим ужином и, сославшись на ужасную усталость, ушла к себе в комнату. Я еще допиваю теплое молоко с медом, а Киан вообще пока не приступал к еде, с каким-то напряжением оглядываясь вокруг. В конце концов, успокоившись и убедившись, что нам ничего не угрожает, муж позволяет себе расслабиться и насладится пищей.
– Киан, что-то случилось?
– обеспокоено спрашиваю, давая понять, что его настороженность не осталась незамеченной.
Мужчина молча качает головой, давая понять, что тут разговаривать нам не стоит. Хорошо. Учтем.
Медленно потягиваю напиток из чашки, ожидая пока он закончит с трапезой. Идти одной в номер, почему-то, не очень хочется. Тем более, что парочка изрядно наклюкавшихся путников только что поднялась по ступенькам, а от таких индивидуумов я всегда предпочитала держаться в стороне. И не зря, между прочим. Ибо кто его знает, возможно, четверо негодяев, убивших меня на Земле, на трезвую голову и не совершили бы такой «подвиг».
Наконец, некромант отставляет пустую посуду, оплачивает счет, и мы вместе уходим. Ступеньки жалобно скрипят под ногами, создавая впечатление, что ты вот-вот провалишься в преисподнюю. Мы минуем сию сигнализацию от воров и оказываемся в коридоре. Наш с Гертрудой номер находится чуть дальше, и муж, прям как истинный джентльмен, проводит меня к нему.
Номер этот, между прочим, называется «Супружеский», и находящееся в нем ложе хозяин этого прекрасного заведения расхваливал, как мать родную. Не иначе как собственноручно из своей спальни на горбу перетаскивал, дабы клиентов облагодетельствовать. Верю ему на слово, но испытывать не желаю. Хотя… Всегда мечтала попрыгать на кровати, да мать ругала, поломаю, мол. А тут такой случай подвернулся. К тому же надо поддерживать репутацию молодоженов.
Чинно прощаюсь с Кианом, поворачиваю ручку и вхожу в свою временную спальню. Темноту комнаты довольно-таки сносно рассеивает свет уличных фонарей, проникающий через открытое окно. Обстановка скудна и непритязательна, - шкаф, пара тумбочек, табурет, небольшой столик у окна и самое главное, его величество брачное ложе. Громадное, даже гигантское, на полкомнаты, с шикарным кованым изголовьем, на котором маленькие металлические фигурки фейри занимаются всяческими непотребствами. Жуть какая. Пока я разглядываю сие произведение искусства, до меня не сразу доходит, что кровать пуста. Пуста полностью, от слова совсем. И даже не примята. Где же тогда Гертруда?