Любимые дети

Тотров Руслан

— Да, — улыбается он, — не только для этого.

— Ну, и давайте перейдем к делу, — предлагаю, — не зря же я одолел расстояние в полторы тысячи километров.

Он смотрит на меня внимательно, ставит бутылку и произносит с недоумением некоторым и даже с обидой:

— Мне хотелось обсудить все по-дружески, в застольном, так сказать, порядке, но если вы предпочитаете официозный стиль…

— Я предпочитаю ясность, только и всего.

— Ну, что же, — соглашается он, — и вы по-своему правы.

Он встает, уносит бутылку, запирает ее в бар, усаживается в кресло свое должностное, нажимает кнопку и говорит возникшей в дверях секретарше, и не только ей, но и для меня отчасти:

— Наташа, сотри-ка следы нашей трапезы бурной.

Она молча ставит

на поднос кофейничек опорожненный, посуду задействованную, уходит, и, глядя ей вслед — фигуркой ее ладной любуясь? — он роняет как бы между прочим:

— Садитесь поближе. Продолжим в стерильной обстановке.

Пересаживаюсь, и это

НАЧАЛО СЛЕДУЮЩЕГО ДЕЙСТВИЯ,

и я жду с л о в а, а Васюрин молчит, то ли не решаясь вступить, то ли проигрывая свою роль про себя, готовясь.

— Вы человек неглупый, — изрекает он наконец, — и, полагаю, догадываетесь, о чем пойдет речь, и потому говорить я буду открытым текстом.

— Благодарю, — усмехаюсь, — весьма польщен.

Не обратив внимания на реплику мою незамысловатую, он продолжает:

— Вам известно, конечно, что Заурбек Васильевич ушел на пенсию. Человек он заслуженный, и руководитель, наверное, был неплохой, но с фельдфебельскими замашками, и я не думаю, что вам удавалось ладить с ним, не тот у вас характер…

— Давайте оставим З. В. в покое, — предлагаю.

— Да, — соглашается Васюрин, — о покойниках плохо не говорят. Поэтому будем говорить о живых… Вам известно, видимо, и то, что образовавшуюся вакансию займет мой протеже, если выражаться по старинке. Не буду пока называть его фамилию, но смею уверить вас, что человек он вполне современный, с в о й ч е л о в е к, одним словом. Вопрос о его назначении решится через две-три недели, и сразу же по прибытии в Орджоникидзе он подготовит проект приказа о назначении вас на должность ведущего конструктора.

Васюрин улыбается, и улыбка застывает на его лице, словно приклеенная, и он смотрит на меня, ожидая и требуя немедленной, восторженной благодарности.

— Мерси, — киваю. — Но чем обязан?

— Давайте-ка без ложной скромности, — отмахивается он и тут же снова улыбается, но не требовательно уже, улыбается и головой покачивает озадаченно: — Целая группа ученых мужей во главе с вашим покорным слугой, — говорит, — а некоторые из мужей весьма имениты, — он умолкает, позволяя прочувствовать значимость этих слов и восхититься его способностью иронизировать по собственному адресу: — Ха-ха-ха, — выдает для верности коротенький смешок, и когда я откликаюсь наконец:

— Ха-ха-ха, — он продолжает:

— Целая группа ученых, в стенах головного НИИ ведомства, заметьте, в поте лица своего ведет исследования, разрабатывая технологию получения производного AB, столь необходимого в народном хозяйстве. И вот, когда результат получен и найден простой и единственно верный, казалось бы, вариант технологического процесса, где-то на периферии, какой-то никому не известный Алан, — он обескураженно разводит руками, — предлагает конструкцию, которая перечеркивает труды именитых и позволяет, если это подтвердится исследованиями, создать эффективную линию для п р о м ы ш л е н н о г о п р о и з в о д с т в а AB… Поздравляю! — смеется он. — Самолюбие ученых ущемлено, престиж института поставлен под удар и тут, согласно кондовой литературной схеме, а литература, как известно, отражает жизнь, должно произойти следующее: собирается ученый совет, и титулованные мужи, сплоченные общей обидой, рассматривают предложенный проект и отвергают его как нереальный, ошибочный и безграмотный даже, чтобы потом, когда страсти поутихнут, вернуться к нему, обосновать н а у ч н о и представить как собственное детище. Ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха! — отвечаю. — А и Б сидели на трубе.

— А упало, Б пропало, — подхватывает Васюрин.

— Согласно литературной схеме? — усмехаюсь.

— Нет, — отвечает он торжественно, — мы будем делать дело, ибо оно превыше любых схем… Я давно уже слежу за вами, — в голосе его появляются задушевные нотки, — и должен признать, что человек вы,

безусловно, талантливый. Но талант, — вздыхает он, — может проявиться по-настоящему лишь тогда, когда он сфокусирован на чем-то одном, важном и значительном. Вы же в силу самой специфики вашего предприятия вынуждены разбрасываться — сегодня одно, завтра нечто противоположное, и каждый раз это лишь часть чего-то целого, фрагмент, а то и просто вешалка для гардеробной или тележка для уборки отходов, я и об этом знаю, — он сокрушенно покачивает головой, — и, таким образом, изобретательство ваше носит случайный, спорадический характер. Однако последняя идея, предложенная вами, выходит за ряд случайностей, и для пользы дела я считаю целесообразным сделать вам следующее предложение, — он смотрит на меня, словно прикидывая мне цену и в то же время давая понять, что обхожусь я недешево, и, дав это понять и поразившись широте своей натуры, он восклицает с веселым отчаянием: — Вы станете ведущим конструктором не только в своем отделе, как я уже говорил, но ведущим конструктором н а у ч н о й т е м ы, которая разрабатывается под моим началом! Впряжетесь, так сказать, в один воз с учеными мужами, чтобы совместными усилиями свершить главное — освоить промышленное производство AB. Таким образом, и волки будут сыты, и овцы целы, ха-ха-ха, и самолюбие мужей не пострадает, и вы получите возможность провести самостоятельную творческую работу. Все оборудование по теме будет конструироваться под в а ш и м непосредственным руководством. Ну?! — восклицает он, то ли мной, то ли собой восхищаясь. — Что вы на это скажете? Вот вам и Алан с периферии!

Я уже догадываюсь, к чему он клонит, и чтобы помочь ему доиграть роль — героя или злодея? — подбрасываю реплику, вывожу его на финишную прямую:

— Все прекрасно, — вздыхаю, — но заявка на изобретение уже составлена, сдана в отдел технической информации н а ш е г о предприятия и, наверное, уже отправлена в Комитет по делам открытий…

— Это не имеет никакого значения, — роняет он небрежно. — Заявку можно вернуть для д о о ф о р м л е н и я и отправить снова. А вообще-то вы поторопились, конечно, сдать ее. Вас-то я понимаю, — он кивает мне ободряюще, — азарт, восторг, эврика, но руководители и ваш директор в частности, — он морщится, — могли бы и подсказать вам, что этой проблемой давно уже и небесплодно занимаются и другие. Идея, что называется, уже носилась в воздухе, когда вы ее ухватили, но, согласитесь, на этот зримый, доступный для п о т р е б л е н и я уровень она вознеслась не сама собой и не волею случая. Идея оформилась в стенах этого института, этого кабинета, если хотите. Более того, без нас вы бы и знать не знали о существовании реагентов A и B, прошу прощения, и, естественно, о производном AB. Итак, мы написали предложение, а вы, честь вам и хвала, поставили точку.

— Да, соглашаюсь, — каждый внес свою лепту.

— Но точка — еще не конец, — продолжает он. — Мы должны провести исследования, спроектировать оборудование, изготовить его и, главное, своевременно внедрить новую технологию в промышленность, а внедрение-то и вызывает у меня наибольшую тревогу. Проектирование и изготовление будет осуществляться на вашем предприятии и, как я уже говорил, под вашим руководством, но и внедрением должны заниматься люди заинтересованные, иначе оно может затянуться на многие годы или не состояться вообще. Наиболее эффективно, как показывает немалый мой опыт, этот процесс протекает тогда, когда им управляют авторы изобретения, то есть люди к р о в н о заинтересованные. Но я боюсь, что вас о д н о г о на все это не хватит, — он сочувственно улыбается мне, — к тому же вы конструктор, а не технолог.

Киваю неопределенно и спрашиваю, подыгрывая ему:

— Значит, д л я д е л а лучше, когда авторов несколько? Когда изобретение к о л л е к т и в н о е?

— Безусловно! — оживляется он. — Еще лучше, если авторы — специалисты разного профиля.

Он окружает меня, обкладывает, как волка, но не флажками красными, а мотивациями разноцветными, аргументами и обещаниями, обкладывает и к здравому смыслу взывает.