Любимые враги

Гламаздин Виктор Викторович

Старейшина вынужден был замолчать, поскольку его голос совершенно заглушили загрохотавшие неподалеку разрывы снарядов и ракет. То открыли заградительный огонь зенитные батареи клана Черный Дым.

К старейшинам, почтительно склонив голову, приблизился офицер безопасности. Он сообщил о появлении в опасной близости от Мемориала героев эскадрильи бомбардировщиков, проигнорировавшей объявленное на сегодня перемирие, и попросил всех перейти в подземное укрытие.

Старейшины, покидая Мемориал героев, снимали солнцезащитные очки и, щурясь от яркого света, бросали взгляды

на обелиски Аллеи вождей с барельефами клановных знаменитостей Черного Дыма, а также на стоящие вдоль дороги невысокие ветвистые деревья с пышными кронами и прибитыми к стволам табличками с цитатами из поминальных молитв.

И взгляды эти были наполнены тоской и печалью. Ибо старейшины понимали, что вряд ли увидят в своей жизни еще нечто подобное.

Горячие лучи Кнарра жгли спины старейшин. Усилившаяся жара словно торопила их, подталкивая к тому решению, принять которое, несмотря на всю свою суровую мужественность и бесстрашие, проявленное в боях, они боялись.

Через полчаса в бомбоубежище клана Черный Дым было принято окончательное решение. Оно отозвалось ужасом в сердцах простых кобонков: старейшины решили высвободить из Шролла из Логова.

Доселе его вызывали пятнадцать раз. И с каждым разом Шролл являлся все более могущественным. В последний, пятнадцатый, раз (3 000 лет назад) его высвобождение из Логова стоило кобонкам очень дорого.

Хронисты разных кланов отразили данное событие по-разному. Однако в главных деталях все описания из кобонкские летописей, касающиеся последствий выхода Шролла на поверхность планеты, между собой сходились.

Вокруг Логова появилась рябь. Это Шролл, еще не выйдя целиком из Логова, начал пожирать воздух, питаясь энергией разрушения его молекул. Такая рябь стремительно распространилась по всей атмосфере, сделав воздух планеты сухим и раскаленным. А ее небосклон окрасилось в ярко-красный цвет.

Вся планета содрогнулось от взрывов. Вздыбилась земля, пылая и извергая дым. Раздался оглушительный грохот и небо закрыли тучи газа, из которых били молнии.

Шролл очистил планету от всех форм жизни. Ни одно живое существо не ползло, не бежало и не скакало по поверхности мертвой планеты, где не осталось ни деревца, ни травинки. И конечно же, Шролл убил всех жителей Кобо. Они не смогли спастись даже в подземных крепостях...

Не одно столетие понадобилось колонистам с обжитых кобонками планет, чтобы восстановить экологию Кобо, возвести там города и возродить промышленность. Но как только это было сделано, на Кобо разразилась очередная всепланетная война всех против всех. И снова понадобилась объединяющая все кланы угроза.

И вот настал день шестнадцатого вызова Шролла. Настал самый страшный день в истории кобонкской цивилизации. Никто не знал, чем кончится этот вызов. Но все были уверены: при любом исходе - больше никогда и никем Шролл не будет высвобожден из своего заточения.

"Кобонки ошиблись, Сеня, - раздался откуда-то с неба голос Сатаны.
– Через 100 000 лет найдутся те, кто сделает это в семнадцатый раз".

"Но ведь кобонки тогда все вымерли", - заметил Семен.

"А я вовсе не о них, Сеня, -

рассмеялся Сатана, - а о вас. Ты уже забыл график работ археологов? Открытие Саркофага состоится в ближайшее время".

"И что?"

"Все умрут".

"Да ну!?"

"Но у тебя есть шанс выжить. Точнее, он есть только у тебя"

2

Дэкоста, Чинюков, Дуньджуй и Передойцев с изумлением смотрели на то, как раздвигаются двери спрятанного от глаз людей и неизвестного археологам подземного хода и оттуда живым и невредимым выходит Семен.

– А где комбайн?!
– заорал Чинюков, потрясая мобильным определителем глубины залегания металлических предметов, с помощью которого пытался определить местонахождение провалившегося комбайна.

– Что?
– не понял вопроса Семен, еще не отошедший от просмотра воспоминаний кобонка-призрака.
– Повтори, пожалуйста, я задумался.

– Где вверенная Вам, сударь-сержант, техника для земельных работ?
– гневно сверкая глазами прошипел Чинюков.

В его руке от сильного сжатия треснул прибор. И из него выползла струйка сизого дыма.

– Простите, сударь-лейтенант, задумался, - покаялся Семен.
– Так о чем Вы?

– Где то, на чем ты ехал, придурок?!
– Чинюков зарычал от бессильной злости и выбросил сломанный прибор в песок.

– Там, - Семен указывает пальцем вниз.
– Не надо нервничать. Цело и невредимо. Метров на пятьдесят внизу. Хотите, вытащим? Дело нехитрое.

Чинюков выругался и покинул место перепалки, дабы сохранить от выгорания остатки нервов.

– Странно, что он так легко отнесся к случившемуся, - сказал Дэкоста, провожая взглядом Чинюкова.

– Действительно, - кивнул Передойцев, - другой бы такой скандал закатил, что хоть святых выноси.

– Так ведь мы с ним почти друзья, - объяснил ситуацию Семен.

– О как!
– удивился Дэкоста.

– В смысле в шахматы вместе играем, - сообщил Семен.
– В субботу, кстати, вместе в турнире участвуем. Если кто хочет, приходите в шахматный клуб дома культуры. Это на втором этаже. Зал слева. Все живое, никакой конференц-связи или сетевых сеансов.

3

Стены в кабинете Колобка были увешаны должностными инструкциями и регламентами, доходчиво намекающими любому, попавшему сюда, что даже если он в чем-то и прав, то доказать это будет совершенно невозможно, ибо на каждое возражение тут же найдется опровергающий его соответствующий параграф установленных вышестоящим руководством правил.

Но сейчас в данном кабинете пред светлыми очами Колобка сидел единственный на всю "Апельсиновку" человек, которому было плевать не только на все эти правила, но и на тех, кто их придумал.

Естественно, этим человеком являлся никто иной как сержант Семен Оленов.

– Сеня, по-хорошему прошу: угомонись!
– увещевал сержанта Колобок, шагая по кабинету.
– Хорошо, что у комбайна лишь краска ободралась да прицеп перекосило. А если бы что посерьезней случилось?

"Может, рассказать ему про Шролла?" - подумал Семен.