Любимый город
Шрифт:
– Из-за меня вы медленно идете… - Вера куснула губу.
– Ерунды не говори, ладно? Спешить нам в любом составе вредно. А понемногу - дойдем. Тут осталось-то… Потерпи только. Считай рядом уже.
– Хорошо.
– Ну, взвод, - скомандовал вполголоса Столяров, - Слушай мою команду. Я разведываю дорогу - вы лежите тихо. Потом броском вперед до следующего укрытия. В мое отсутствие старший - военврач третьего ранга Астахов.
И пошли. Рваный ритм - ожидание - бросок - ожидание - бросок - выматывал нервы неимоверно. Каждый раз, как командир уходил, Астахов стискивал карабин, ожидая стрельбы. Несколько раз слышали немецкую речь в паре
Где-то за полдень Столяров после очередной вылазки притащил немецкий ранец.
– Быстро, быстро, - подгонял он всех, довольный, как мальчишка, успешно побывавший в чужом саду, - Пока хозяин не прочухал! Глядишь, вечером пожуем. Насчет консервов у фрицев строго, без приказа не жрут!
Действительно, в ранце оказались консервы. Немного на восьмерых, но хотя б не полгорсточки сухарей. Времени на последний привал вышло неожиданно много - нужно было пересечь дорогу, а машины по ней шли непрерывным потоком. И даже небольшую группу пленных прогнали от Херсонеса. Чтобы отвлечься от своей беспомощности, Астахов стал прикидывать, что ему нужно отыскать, когда проберется в больницу. В том, что вылазка будет удачной, сомнений не было. Мысленно он уже стоял перед шкафом с инструментами и отсчитывал: “Скальпелей, допустим, четырех хватит. Пинцетов штук по шесть. Зажимов… Да что я как в магазине? Укладки взять и дело с концом. Что сейчас лишнее - потом пригодится. Простыней надо захватить. Стрептоцида. Новокаина. Бинтов. Шелк не забыть. Только продержалась бы девочка!”
Вера полусидела, опираясь спиной на вещмешки. Молчала, не жаловалась, лишь губы кусала.
– Оля, - позвала она почти неслышным шепотом, - у меня в кармане… в гимнастерке, письмо. Достань.
Оля аккуратно вытащила из ее нагрудного кармана сложенный “треугольник”, развернула и придерживала, пока подруга читала. Верочка протянула руку и сжала листок. “Глупый… - прошептала она.
– Какие мы оба… глупые были”. Она прикрыла глаза и из-под опущенных век побежали слезы. Оля, вздрогнув, забрала листок из ее ослабевших пальцев, свернула и убрала в обратно карман. Подержала запястье, пытаясь подсчитать пульс, и кажется, не сумела. Вопросительно и испуганно взглянула на подошедшего Астахова.
– В Балаклаву придем - готовься, будешь мне ассистировать, - сказал он, стараясь выглядеть увереннее, чем был, и пропустив едва не вырвавшееся “если придем”.
– Инструменты я найду, справимся. Ты же у меня умница. Вдвоем получится.
Солнце уже почти коснулось горизонта, когда вдруг наступила тишина.
– Быстро, быстро!
Проскочили дорогу. Пошли в гору, почти побежали. Поднялись на гребень, спустились, снова поднялись. От дороги их уже не было видно, полкилометра отошли, еще немного, и солнце сядет… Но тут совсем рядом загудел тяжелый мотор. Грузовик, судя по звуку, остановился ровно там, где они только что перебежали через дорогу.
– Тяжелый, зараза, - вздохнул сержант, - На таком человек двадцать приехать могут. Значит, с пулеметом. И как засекли-то, черти? В засаде, что ль, сидели? Ну, что, лепила, это и есть наш последний? Не ждал такого? Вот и я не ждал.
Он цепким, колючим взглядом окинул тропу, по которой они только что поднялись. Машины за гребнем не было видно, и даже звука не доносилось, кроме
– Так, девочки, что стоим? До утра прощаться - мамка заругает. Бегом отсюда. Ты!
– он ткнул пальцем в одного из техников, - С ними. Закрой рот. Они без тебя раненую не утащат. И хоть один боец при группе должен быть. А у нас - пять минут есть укрыться. Без моей команды огня не открывать! Скоро стемнеет, продержимся до темноты - у всех шанс будет.
– Васильева за старшую!
– Астахов поспешно стащил с плеча санитарную сумку с последним индпакетом и инструментами и повесил Оле на шею.
– До нашего возвращения - за старшую, - уточнил сержант, - Бегом отсюда!
***
Может, и продержались бы. Да нервы у оставшегося с ними техника не выдержали. Едва фигуры в серой форме показались на гребне в трех с лишним сотнях метров от них, он выстрелил. Немцы попадали, а техник высунулся из-за камня, как оживший рисунок из пехотного наставления “неправильное наблюдение за противником”.
– Ложись!
– зашипел сержант, - Ложись, придурка кусок!
– но его придавленный шепот и бессильный мат техник, похоже, и не услышал, как не услышал выстрела, закончившего для него бой. Сняли пулей в голову, кто-то из фрицев неплохо прицелился.
И едва тот упал, немцы двинулись вперед. Перебежками по одному.
– Роман, а что их так мало?
– они с сержантом лежали метрах в двадцати друг от друга, потому можно было не кричать, а просто говорить в полный голос. Все равно до немцев далеко.
– Умные, - ответил сержант, - Ты, Игорек, по сторонам гляди, остальные, небось, с флангов обходят. Ну, давай, огонь!
Они стреляли, экономя патроны. Одного немца точно ранили, судя по крикам, нетяжело, но уж точно вывели из строя. Другого, похоже, застрелили, живые так не лежат. Астахов загнал в карабин последнюю обойму и положил рядом с собой гранату. И только тут заметил, что стреляет он один. Сержант хотя и лежал с автоматом наизготовку, но оставался неподвижен. А немцы, почувствовав слабину, перебегали смелее.
– Эй! Заклинило?
Сержант молчал. Астахов подполз к нему и только тогда понял - пуля ударила Столярову над самой верхней губой и вышла из затылка. Разрушен продолговатый мозг. Мгновенное окоченение. Раньше он только читал о таком, а перед смертью вот - довелось увидеть. Сержант и мертвый продолжал целиться во врага.
Теперь все. Патронов десяток да две гранаты, вторая лежала у мертвого справа, как положено. Эх, надо было метать учиться.
Усики разжать. Кольцо дернуть. Бросить. Ничего сложного. До вон того камня докину. Вторую себе. Сейчас поднимутся…
Немцы рванулись, как собаки, почуявшие кровь. Гранату Астахов на секунду задержал в руке, чтоб наверняка, и положил точно, куда метил. И в последнюю секунду перед взрывом успел заметить, как выражение азарта на роже самого прыткого немца сменилось ужасом. Тот хотел залечь, но оступился на камне и рухнул совсем рядом с шипящей РГД. Но свою гранату кинуть успел…
***
Стрельбы не было слышно долго. Наверное, две или три минуты. Потом, одна за другой, хлопнули две гранаты. И больше ни звука. Оля кусала кулак, чтобы не заплакать - старшей в группе плакать нельзя!
– и только шептала - "Быстрее! Быстрее! Не отставать!"