Любимый (м)учитель
Шрифт:
— Я…
— Ты рассчитывала, что станешь “той самой”, Соня, — подсказала Роня, наливая в яйца молока. — Ты не слышала слухов, сплетен? Он тебя не предупреждал, прежде чем это случится?
— Ты вообще в своём уме? — голос Сони надломился, она всё-таки пересекла комнату и упала на стул, уставившись на Роню. — В какой вселенной это нормально?
— У любой игры есть правила, — понизила тон Вероника, поставила миску на стол и села напротив.
Создалось ощущение, будто свет в комнате померк и
— Тебе их озвучили?
— Да. А тебе? — соня навалилась грудью на стол, она ждала, что Вероника признает поражение, что поймёт какие они обе дуры или по крайней мере разревётся, оставив бывших любовников наедине.
Это смешно, но Соня и теперь верила: одна минута наедине с Егором и всё вернётся. Один украденный поцелуй — и он не сдержится. А где поцелуй, там секс. А где секс — там "прощай соперница"!
— Мне? Тебе какое дело? Это моя история.
— Может я хочу…
— Помочь? Но я не прошу у тебя помощи.
— Вы оба больные, — прошипела Иванова срываясь с места и ринулась на Егора. — Я тебя не прощу!
— Не прощай, — спокойно произнёс он, а потом сделал шаг к Соне. — но если ещё раз ты поднимешь руку…
А потом посмотрел на Веронику и замолчал. Иванова терпеливо ждала, а Роня встала и продолжила готовить. Егор не сказал больше ни слова, почему-то он почувствовал, что тут помощь храброй дурочке не нужна. что она сама за него разорвёт все вражеские глотки, а ему останется только невероятно ей гордиться. И это безумное восхищение, что зародилось в его груди наравне с тем, что поселилось там ещё ночью, не на шутку испугало.
К горлу подступил, будто ком, иссушающий страх, потому что слишком много эмоций вызывала девчонка, спокойно взбивающая в миске смесь для омлета. егор ею гордился, он её хотел, он испытывал по отношению к ней нежность и как бы иррационально это ни было, чем больше она доказывала, как самостоятельна и сильна, тем больше он жаждал стать ей полезным, защитить и спасти. ровно то, что он ненавидел в женщинах, да впрочем во всех людях вообще — слезливость и слабость, не обнаружилось в самой зашуганной и жалкой "звезде" курса.
Но как? Не понимаешь, Егор иванович? И нет идей? Совсем? Ну ладно… подумай ещё, пока — троечка авансом.
И только когда за Ивановой закрылась дверь, Вероника отставила всё в сторону и уставилась в одну точку, будто робот с выключенным питанием.
Тишина повисла, всё такая же гробовая, всё с той же музыкой. И вмешательство мерзкой Ивановой, точно сквозняк в тёплой комнате, неприятно пощекотало оголённую кожу. Хотелось отмотать назад, нажать ctrl+Z, чтобы всё вернулось, но вместо этого оставалось только стоять молча и сверлить гневным взглядом стол.
— И что ты думаешь? — холодно поинтересовался Егор, чуя женские слёзы и страшась, что лопнет
— Не знаю… Наверное, я хочу, чтобы вы сделали это, — и она неопределённо махнула рукой в сторону входной двери, за которой исчезла соперница.
— Это…
— Условия. Давайте. Она меня спросила, а я ничего не ответила, потому что у меня не было условий. Давайте, перечисляйте, сейчас самое время.
— Ты… — начал было Егор, но не стал продолжать, так ничего и не выдумав.
Его просили о том, чего обычно все как одна боялись. Но её правда, никогда он не переступал черту, до того, как всё озвучит. Никогда никому не давал времени настроить воздушных замков, а признавался во всём сразу. Вот такая история вышла, теперь же казалось странным произнести привычную речь.
— Тогда я первая, — шепнула Вероника и Егор её не узнал. Тихая испуганная девочка, будто стала храбрейшим львом.
— Стой! — он подошёл к ней и взял за руки. — Что ты хочешь?
— Ну как же. Это не отношения… Это секс. Он закончится, когда кто-то один этого захочет. Никто ничего никому не должен. Верно?..
Ей будто резали ножом сердце, и Вероника почти чувствовала, как в груди ворочается противный страх, но сказать всё первой — будто сразу резко отрезать.
Она шла и дёргала зуб как только он начинал болеть, при первых признаках простуды принимала меры, не умела долго мучиться и терпеть во всём, кроме Егора Ивановича несколько долгих семестров, что страдала от его безразличия. Стоя в его квартире с навалившейся в один миг “правдой” она подумала, что страдать и ждать больше не хочет.
Определённость нужна.
И она её получит.
— Говорите. Хочу стандартный список для плотских утех. Это же справедливо.
И она даже не могла сказать со стопроцентной уверенностью, что обижена или разозлена. Да, Егору казалось, что это необычная форма отчаянной истерики, но на деле всё было сложнее и глубже.
Вероника была… готова. Ко всему. Она не хотела обещаний и пустых слов, она даже ушла бы сейчас, получив одну маленькую каплю любви и жила бы потом, лелея эти воспоминания. Только честно бы…
— Честно бы. Всё как есть. Можно?
— Это никак не поможет в уч… — начал он, но не смог продолжить.
Слова показались какими-то ненастоящими, картонными. Будто написанный кем-то не очень качественный сценарий.
— Всё закончится… когда…
И снова не то.
— Не идут слова.
— Почему? — она привстала на цыпочки и сжала его плечи.
— Не знаю, не идут.
— Вы ненавидите меня?
— Ты уже спрашивала.
— Что с вами? Что в вашей голове? Чего вы хотите?