Любимый ученик Мехмед
Шрифт:
— Мой отец опять просит меня сделать то, чего я не хочу делать, — ответил Андреас и рассказал про свадьбу.
Мехмед улыбнулся:
— Я избавлю тебя от этого. Сошлись на меня. Скажи, что я не отпускаю тебя от себя и не одобряю свадьбу, потому что она помешает тебе состоять при мне неотлучно.
«Друг великого султана» тоже улыбнулся и готов был засмеяться. Обстоятельства складывались так, что ему уже не требовалось уезжать в ближайшее время. Можно было повременить месяца два или даже полгода.
Андреас
— Учитель, нам нужно обсудить кое-что.
Мехмед не ожидал такого поворота событий, совсем не ожидал. Всё оказалось ещё хуже, чем в тот раз, когда он сообщил Учителю о своей свадьбе с Гюльбахар-хатун. В прошлый раз Учитель, узнав новость, сказал, что готов остаться с учеником как друг, а теперь даже этого не хотел.
— Значит, мне пора уехать, — сказал Учитель, узнав, что ученик больше не хочет уступать ему на ложе и предлагает противоположное.
Юный султан даже представить не мог, что Учителю настолько не понравится эта мысль, и что Он даже попробовать не захочет, а скажет:
— Ты уступал мне, потому что я был твоим учителем. А теперь ты хочешь, чтобы учитель уступил ученику? Это невозможно.
— Но ведь Ты уже уступал мне по-другому, — возражал Мехмед. — Ты следовал за мной. Ты доверялся мне. Почему не хочешь уступить и теперь?
— И кем же я стану, если мы поменяемся? Я не могу стать твоим учеником, а ты — моим учителем.
— Станешь другом. Во дворце Тебя и так называют моим другом, а не учителем. Мы закрепим то, что уже существует.
Учитель покачал головой:
— Нет.
Мехмед не мог понять, как так. Что плохого в дружбе? А Учитель уверенно произнёс:
— Ничего не получится. Друг это тот, к чьему мнению прислушиваются, но ты не станешь прислушиваться к моему мнению. Если бы ты хотел прислушиваться, то позволил бы мне остаться твоим наставником. Ты советовался бы со мной.
— Я советуюсь.
— Однако решение относительно своего маленького брата ты принял без меня.
— Он просто утонул в купальне, — сказал Мехмед, но Учитель не поверил ни на мгновение:
— Ты сейчас обманываешь меня или себя? Ты помнишь, что я говорил тебе когда-то? Себя никогда не обманывай.
Юный султан вдруг почувствовал, будто ему четырнадцать, а ведь уже исполнилось девятнадцать. Ученик перестал чувствовать себя взрослым, поняв, что его отчитывают, как мальчика. От этого сделалось досадно:
— Я обманываю Тебя! — резко произнёс Мехмед. — Я не хотел взваливать на Тебя тяжесть этого решения. Это моя ноша. Если я поступил недостойно, то отвечу за это один. Я заботился о Тебе, когда ничего Тебе не сказал.
— Да, по той или иной причине тебе больше не нужны наставники, — подытожил Учитель и добавил: — Ты окончательно повзрослел, хочешь сам выбирать свою дорогу, сам решать. Это закономерный итог взросления. Но нам придётся расстаться.
Юный
— Почему Ты хочешь уехать? Почему? — спрашивал юный султан, но ни одно объяснение не казалось убедительным.
Мехмед еле уговорил Учителя остаться хоть ненадолго. Обещал, что на это время ничего не изменится, и доказал это, уступив Учителю в очередной раз, но теперь соитие ощущалось не так. Единства не было. Ученик хоть и говорил, что подчиняется добровольно, но тело подчинялось неохотно.
Учитель и сам заметил это, но промолчал, чтобы не продолжать спор, который стал утомительным. Мехмед тоже промолчал, не стал оправдываться. Он надеялся, что в следующий раз будет так, как было ещё совсем недавно, но что-то непоправимо изменилось. Отчуждённость росла.
Юному султану никак не удавалось забыть слова Заганоса-паши: «Ты погубишь и себя, и его». Мехмед не хотел погубить Учителя, но и потерять не хотел.
Мехмед сидел в своих покоях, глядя в окна на весенний сад. Кроны деревьев стали совсем белыми от обилия цветов, ярко светило солнце, щебетали птицы, и это казалось таким ненастоящим, если смотреть из сумрачной комнаты.
На столике перед Мехмедом лежала бумага, связка тростниковых палочек, ножик для очинки, а рядом стояла чернильница. Юный султан иногда опускал глаза к листу и торопливо выводил на нём слова, пытаясь в стихе передать то, что чувствовал. Несколько листов уже оказались испорчены, скомканы и валялись рядом на ковре, но Мехмед чувствовал, что уже близок к цели — он вот-вот найдёт те самые слова.
Весна для поэта — время счастья, но сочинять счастливые стихи не получалось. Первые две строчки нового стихотворения выражали восторг любви, но затем восторг сменился горечью, и это случилось как-то само собой, помимо воли сочинителя.
Мехмед уже успел забыть, что такое любовь, смешанная с горечью. И вот пришлось вспомнить. Почему всё так обернулось? Почему? Как это могло случиться? Он не понимал, но даже такой любви не хотел лишаться.
В Гелиболу казалось, что Учитель наконец-то стал понятен, полностью раскрыл перед учеником Свои мысли, чувства. Теперь же мысли Этого Человека снова стали загадкой. Почему Он решил то, что решил? Почему захотел уйти?
Учитель, находясь с учеником в Гелиболу, уверял, что склонен к постоянству. Но почему же сейчас вёл себя как ветреный искуситель, который не стремится остаться с тем, кого покорил? Вот и в стихотворении Учитель получился таким ветреным красавцем. Этот красавец оставался таким же непонятным как для Мехмеда, так и для Авни, который являлся поэтическим отражением Мехмеда.
Во время недавнего разговора ученик не раз спрашивал Учителя:
— Почему хочешь уйти? Почему? — а Учитель, глядя с любовью и сочувствием, говорил жестокие слова: