Любимый ученик Мехмед
Шрифт:
— Мне не рассказали почти ничего, — поспешил ободрить ученика Андреас. — Я знаю лишь то, что верблюжьи бои тебе очень нравятся. Один твой учитель сказал мне, что ты стал лучше заниматься, поскольку хочешь поехать посмотреть на верблюдов, и что мулла может запретить поездку, если будет тобой недоволен. Мне сказали, что три года назад случилось что-то похожее — ты своей хорошей учёбой заслужил себе право на развлечения.
Принц ехидно хихикнул, а лицо его посветлело, и вернулась прежняя радость:
— Учитель, я стал лучше учиться, потому что хочу поехать на верблюжьи бои с тобой. С тобой! Три года назад всё
Андреас, казалось, забыл все свои недавние рассуждения о том, что у лицемерия нет оправданий:
— Ради меня? — у грека даже голос дрогнул от волнения, а Мехмед продолжал:
— Учитель, я хочу поехать с тобой. Без тебя мне там нечего делать. Я не смогу веселиться, если буду знать, что ты здесь во дворце скучаешь. Ты должен поехать, ведь тебе понравится. Верблюжьи бои нравится всем. Даже люди, которые не любят крови, смотрят с удовольствием, потому что верблюды во время боя не ранят друг друга. Они просто меряются силой, стремятся придавить друг друга к земле. И иногда кусаются, но редко. Обычно они просто толкаются и стараются навалиться один на другого, а исход боя не ясен до самого конца, потому что верблюд, на которого навалился другой, может вдруг распрямиться, и тогда тот, кто считался почти победителем, опрокинется и проиграет. Это очень интересно наблюдать.
— Я верю тебе, мой мальчик, — Андреас тоже повеселел. — Теперь, когда ты так интересно мне рассказал, я очень хочу поехать и посмотреть. А в который день начнётся праздник?
— Через несколько дней. В этом месяце, в начале второй декады, — ответил Мехмед и вдруг замялся: — Учитель, не всё так просто.
— В чём дело?
— Учитель, я хочу, чтобы ты поехал, но мулла может не захотеть, — проговорил принц, всё больше смущаясь и опуская глаза. — Ты ему не нравишься. Он спросил меня недавно, кто для меня лучший учитель — он или ты. И я сказал, что он. Я солгал, — Мехмед быстро взглянул на Андреаса и снова потупился. — Учитель, ты не сердишься? Я сделал так ради тебя, чтобы мулла был доволен. Иначе из моей затеи ничего бы не вышло. А ещё я солгал, когда согласился с муллой. Он сказал, что выбил из меня лень и упрямство, а я ответил ему, что это правда. А ведь это неправда! Я лгал.
«Всё-таки угодничает и лицемерит», — подумал Андреас. Ему снова стало грустно, но теперь он уже сам не знал, считать ли поведение принца признаком испорченности. Всё очень запуталось.
— Учитель, ты не сердишься? — с надеждой спросил Мехмед.
Как видно, угодливость по отношению к мулле далась ему нелегко, поэтому молодой грек, чуть подумав, решил не осуждать ученика:
— Нет, мой мальчик, не сержусь. Конечно, я мог бы сказать тебе, что лгать не следует никогда, но бывает, что нас вынуждают. Мне тоже в своё время приходилось лгать, а если бы я никогда не обманывал, то сейчас, наверное, был бы мёртв. Главное, чтобы ты не начал лгать без веской причины. Если ты начнёшь делать так, это будет очень плохо. А ещё хуже будет, если начнёшь лгать самому себе. Никогда не лги себе. Самому себе всегда говори правду.
Принц приободрился, а затем на его лице снова появилась лукавая
— Учитель, ты всегда так хорошо говоришь. Всегда знаешь, что сказать. Прошу тебя, придумай, как уговорить муллу. Надо, чтобы он разрешил тебе поехать, но я боюсь просить его об этом. Я не знаю, что делать, если он ответит «нет». Учитель, придумай, как нам всё устроить.
«Ну, вот. Теперь я тоже вовлечён в сомнительные дела. Тоже придётся угодничать», — сказал себе Андреас, но эта мысль почему-то начала его забавлять и не давила на совесть. Молодому учителю опять передалось весёлое настроение ученика. Теперь совестным показалось не угодничество, а отказ участвовать в затее.
«В конце концов, мальчик так хорошо учился и теперь достоин награды. К тому же, он не просит ничего, что шло бы вразрез со здравым смыслом. Надо уступить. Иначе у ученика пропадёт желание учиться», — решил грек, а вслух произнёс:
— Хорошо. Я постараюсь что-нибудь придумать.
Мехмед был так доволен!
— Учитель! — воскликнул он. — Я верю, что ты придумаешь! А если нет, то знай — я никуда без тебя не поеду. И мне незачем будет лгать мулле. Я скажу ему, что плохой из него учитель. Это правда. И пусть он лопнет от злости!
«Тогда снова начнётся наказание палкой. Значит, я должен спасти мальчика от этого», — подумал Андреас и повторил обещание:
— Я очень постараюсь найти решение.
Предвкушая поездку на праздник, Мехмед больше не мог сидеть на месте. Он вскочил и начал крутиться на месте, подпрыгивая на правой ноге. Мальчик был так прекрасен в своей искренней детской радости! И в то же время забавен.
— А ты не позабыл об учёбе? — смеясь, спросил молодой учитель. — Какой сейчас урок?
— Урок греческого языка, — ответил принц по-гречески. Мальчик перестал крутиться и прыгать, снова уселся напротив Андреаса на ковры, а затем вдруг спросил: — Учитель, я ведь знаю достаточно слов, чтобы читать большие книги? У меня есть одна на примете.
— Что за книга? — спросил Андреас тоже по-гречески.
— Она называется «Поход Александра». Её сочинил Арриан.
Книга об Александре Македонском, про которую говорил Мехмед, изначально была написана на латыни, а не по-гречески, ведь её автор являлся римлянином, но, возможно, принцу где-то попадался греческий перевод.
— Откуда тебе известно об этой книге? — спросил Андреас.
— Я читал её по-гречески с другим, прежним учителем, которого ты заменил, — признался принц. — Мне понравилось. Мы читали её, так как в Коране сказано, что на Александре была милость Аллаха.
— Значит, эта книга должна храниться в дворцовой библиотеке, — ответил Андреас. — Я сегодня же поищу этот том, а пока расскажи мне по-гречески, что ты уже знаешь об Александре.
Затянутое серыми облаками небо протянулось от края и до края широкой жёлто-зелёной равнины, обрамлённой волнистой линией далёких гор, еле проступавшей в туманной дымке. Тут и там были разбросаны небольшие селения, окружённые полями, но основное пространство занимали пастбища, на которых виднелись стада белых и чёрных овец. Город под сенью исполинской вершины остался позади, а дорога уводила всё дальше.