Любимый ученик Мехмед
Шрифт:
— Он останется на должности. И теперь у нас с ним будет шесть уроков, как раньше.
— Что? — мулла явно счёл это невиданной наглостью, которую не может оправдать даже болезненное состояние, а принц продолжал:
— Ты ведь хочешь, чтобы Халил увидел мои успехи в изучении Корана? Если ты удалишь этого учителя, то Халил ничего не увидит. Я стану говорить с ним по-гречески, и в математике хорошо себя покажу, и в географии, а из Корана не вспомню ни строчки. Посмотрим, что тогда скажет Халил. Мне думается, я смогу попросить его, чтобы учитель греческого вернулся. А вот тебя
— Откуда ты знаешь про приезд Халила-паши? — спросил мулла.
— Услышал только что, — ответил принц.
— А! Значит, ты всё-таки притворялся! — воскликнул мулла, но Андреас, так и не покинувший спальню, всё же решился возразить:
— Нет, в комнате для занятий он не притворялся. Если не верите мне, спросите слуг.
— А если всё же…, - начал мулла, но Мехмед уверенно перебил его:
— Подозреваешь меня в притворстве? А сам нарочно скрыл, что Халил приедет! Нарочно, да? Ты ведь сразу подумал, что я решу жаловаться ему на тебя. Ты испугался. И поэтому решил скрывать новость как можно дольше, чтобы мысль о жалобе пришла в мою голову как можно позже. Ты хотел, чтобы я думал, будто нахожусь полностью в твоей власти! Но теперь твоя власть кончилась. Если ты не примешь моих условий, тебе же хуже.
— Моё положение уже не станет хуже, потому что ты ничего не знаешь, — с вызовом ответил мулла. — Ты уже обещал мне, что будешь стараться. Ты дал обещание, когда я ограничил твои занятия греческим языком. И что в итоге? Ты такой же неуч, как был!
Вместо ответа принц вдруг заговорил по-арабски. Его речь была ровной и плавной, и, судя по всему, он говорил без ошибок.
Мулла поразился, а Мехмед улыбнулся насмешливо и спросил по-турецки:
— Ещё?
И снова, не дожидаясь ответа своего главного наставника, продолжил цитировать Коран, но, очевидно, уже другой отрывок. Речь опять была плавной и красивой, а затем вдруг прервалась, потому что принц опять перешёл к торгу:
— Если у меня не будет шесть уроков греческого в неделю, Халил не услышит ни строчки из Корана. Так что же ты выбираешь?
— Значит, ты притворялся почти всё время! — к Ахмеду Гюрани, наконец, вернулся дар речи: — Ты уже, по меньшей мере, полгода притворяешься. Но теперь твой обман раскрыт! Теперь все слышали, что на самом деле ты знаешь Коран!
Андреас, приблизившись к кровати принца, возле которой склонились мула и лекарь, опять позволил себе вставить слово:
— Кто слышал? Слуги в покоях принца не обладают достаточным знанием, чтобы повторить хотя бы одну фразу, произнесённую по-арабски. А о себе я даже не упоминаю. Я всего лишь язычник и не знаю арабского языка, поэтому не могу поручиться, что принц цитировал Коран и делал это правильно.
Ахмед Гюрани некоторое время слушал его, а затем перевёл глаза на лекаря:
— Но тебе ведь знаком этот язык? Ты, конечно, изучал арабские трактаты по медицине.
Принц
— Да простит меня многоуважаемый мулла, но я не знаю арабского, потому что изучал медицину, находясь там, откуда я родом, то есть в землях франков, — он, конечно, имел в виду Италию, но по-турецки все западные страны назывались землями франков. — Я изучал арабские трактаты в переводе, не в оригинале, — всё так же нарочито сокрушаясь, докончил лекарь.
После этих слов Мехмед снова посмотрел на муллу и твёрдо сказал:
— Я спрашиваю последний раз, будут ли мои условия приняты.
Слова принца опять звучали как повеление, а не как просьба. Теперь всё стало иначе по сравнению с прошлой зимой, когда Мехмед выторговал себе право поехать на верблюжьи бои, или по сравнению с прошлой весной, когда принц уговаривал муллу совершить свадебный обряд. В тех случаях принц знал, что находится в зависимом положении, а теперь он вёл торг с позиции силы, сам назначал цену.
Мулла понял, что загнан в угол. Или сам себя загнал, но такие люди, как Ахмед Гюрани, никогда не признают, что сами виноваты в своих бедах.
— Хорошо, я вынужден принять эти условия ради твоего блага, принц, и ради блага всего государства, — выдавил из себя главный наставник, а затем распрямился, собираясь уходить.
— Теперь у меня шесть уроков греческого в неделю? — не отставал принц.
— Да, — выдавил из себя мулла, стоя перед ним.
— И мой учитель греческого ни в чём не будет ущемлён? Он по-прежнему будет получать жалование, как за шесть уроков в неделю, и остальное, что положено?
— Да, — произнёс мулла, — а теперь прошу прощения, Мехмед Челеби, но я должен идти.
Принц не удерживал, а Ахмед Гюрани бросил Андреасу через плечо:
— Ты тоже не должен оставаться здесь. Не празднуй победу слишком открыто.
Грек решил последовать этому совету, но вначале всё же подошёл к принцу и радостно улыбнулся ему. Принц улыбнулся тоже — несмотря на боль он сейчас выглядел таким счастливым!
Андреас уже собрался идти, но тут почувствовал, что рука Мехмеда удерживает его за полу кафтана:
— Учитель, посиди со мной немного.
Меж тем к принцу обратился лекарь:
— Мехмед Челеби, тебе надо отдохнуть. Я дам сильное снадобье, чтобы ты не чувствовал боли, и ты уснёшь.
Рука принца уже выпустила край учительского кафтана, но просьба в глазах осталась.
— Хорошо, я посижу недолго, — Андреас опустился на ковры в изголовье Мехмеда, и наблюдал, как тот покорно проглатывает снадобье с ложки лекаря.
— Учитель, я победил его, — сказал принц, а слуги меж тем стаскивали со своего юного господина сапоги.