Любишь — беги

Эмс Алиса

Мужчины-урты, завидев нас, не раздумывая и не сговариваясь, двинулись к нашей машине. Они шли с разных концов поселка, и по их походке и решительным широким шагам, печатающим землю, стало понятно, что радушного приема мы не дождемся. Чем ближе они подходили, тем страшнее мне становилось: теперь можно было рассмотреть и их лица, и это зрелище оказалось не из приятных — все до единого были безобразны, как черти. У каждого из них была кожа землистого цвета, изрытая глубокими яминами, брови почти отсутствовали, ненормально высокие скулы подпирали мелкие глаза с недобрым тяжелым взглядом, а вывернутые ноздри раздувались, как у разъяренных быков. Кроме всего прочего, некоторые лица

были еще ассиметричны и перекошены.

— Не глуши машину, — испуганно попросила я Максима, вцепившись в его плечо.

— Не паникуй, — едва слышно произнес он, не сводя напряженного взгляда с приближающихся уртов.

Только Валери казалась спокойной. Она тряхнула головой, глубоко вдохнула, словно готовилась нырнуть в глубину, и с ослепительной улыбкой выпорхнула из машины. Максиму не оставалось ничего другого, как выйти следом за нею. Я же не нашла в себе смелости покинуть джип и с замирающим сердцем следила за встречей моих друзей с уртами. И Максим, и Валери приветственно протянули руки, но никто из подошедших мужчин не пожал их. Мне было слышно, как один из уртов заговорил, его голос оказался хриплым, трескучим, речь — резкой и отрывистой. Он задал какой-то вопрос, и Валери принялась весело щебетать, а Макс — переводить ее слова. Мужчины слушали молча, хмуро глядя на непрошенных гостей. Я с недоумением смотрела, как Максим вытащил из кармана бумажник и, открыв его, вытащил несколько голубых купюр. Он протянул их уртам, и Валери, не прекращая своих настойчивых убеждений, тоже поспешила достать кошелек. Мужчины, ничего не взяв, собрались в кружок и заговорили между собой. Я могла слышать их разговор через приоткрытое окно, но понять его не представлялось возможным — они общались на своем родном языке, показавшимся мне сплошной рыкающей тарабарщиной. В конце концов, один из мужчин кивком головы пригласил Макса и Валери следовать за собою, и все двинулись к ближайшей избушке.

За полчаса их отсутствия я едва не сошла с ума от волнения. В голову лезли мысли, одна страшнее другой, и, когда я уже решилась отправиться вслед за ними, оба горе-ученых вышли из домика и направились к машине.

— Что вы там делали? — спросила я, едва Макс открыл дверцу.

— Расплачивались за вторжение, — вздохнул Макс. — Дорог нынче этнотуризм, но зато нам разрешили остаться.

— Так мы остаемся? — Я сникла от такой новости. — Неужели вам еще хочется изучать этот народ? От одного вида уртов хочется сбежать на край света.

— Мы останемся только на ночь, — расстроено ответила Валери. — Они категорически против нашего присутствия в их деревне и уж тем более не собираются становиться объектом моих исследований. Но за ту сумму, что мы заплатили, они согласились потерпеть нас до утра и даже обещали угостить ужином.

— Тогда зачем оставаться? — воскликнула я. — Мы можем уехать прямо сейчас!

— Эмма, я буквально бредила этим народом с тех пор, как Максим рассказал мне о нем, к тому же, мы проделали тяжелый путь, так почему бы не переночевать здесь? Возможно, мне удастся узнать о них что-то, пусть даже немногое, но я буду рада и этому.

Я только вздохнула, зная, что увлеченных людей не остановить ничем, даже такими неприятными физиономиями, какие оказались у уртов и их явной неприязнью к нам.

На ночлег нас приняла старушонка, довольно бойкая и подвижная, но при этом древняя, как окружающие нас кедры. Ее звали Юна, и она была мне по пояс.

Пока хозяйка хлопотала у дровяной печи, готовя нам ужин, мы втроем уселись на пеньках у ее избы. С наступлением темноты, которая в сердце тайги была абсолютной, урты развели огонь вокруг своего каменного идола. Никто из них не обращал

на нас ни малейшего внимания.

— Мне одной тут не нравится? — спросила я, видя с каким пристальным интересом наблюдают Максим и Валери за действиями уртов. Меня же бросало в дрожь от одного вида истукана, чье каменное лицо, казалось, оживили танцующие блики огня.

— Дело не в том нравится или не нравится, — ответил Максим, — Мы, быть может, на пороге великого научного открытия. А вдруг именно мы расскажем всему миру об этой загадочной нации?!

— Не уверена, что мир захочет знать о них, — с сомнением произнесла я. — Твои знакомые были правы, назвав их мутантами. Ну и внешность!

— Я так думаю, — задумчиво сказала Валери, — что здесь налицо все признаки вырождения. Я не исключаю того, что среди уртов распространены родственные браки. По крайней мере, те дегенеративные признаки во внешности, которые мы можем наблюдать, подтверждают мою теорию. — Валери умолкла, жестом предложив нам сделать то же самое и наблюдать за людьми в центре поселка.

Урты теперь расселись прямо на земле вокруг костра, а их женщины несли из домов дымящиеся блюда (целые тазы!) и расставляли еду перед ними. Мужчины ели руками, легко разрывая огромные куски мяса, при этом они не переставали говорить и громко гоготать, а выпадающую от смеха пищу запихивали пальцами обратно в рот. Подав ужин, женщины, к моему ужасу, отпустили с цепей собак, и теперь огромные псы бросились к месту пиршества и замерли невдалеке от своих хозяев, которые изредка кидали им кости. Застолье уртов длилось недолго, но, как только они расправились с едой, у костра появился разодетый в меха шаман в странном головном уборе и с бубном в руках. Он стал раскачиваться, часто звеня колокольчиками на остроконечной шляпе, похожей на китайскую пагоду, а затем завертелся вокруг огня в дикой пляске, пронзительно вопя и потрясая бубном. На фоне этого истерического танца, сытые урты стали покачиваться из стороны в сторону и гулко мычать. Смотреть на все это было жутко и неприятно, и я очень обрадовалась, когда Юна позвала нас к столу, хотя есть мне совсем не хотелось.

Естественно, электричества в деревне уртов не было, поэтому в избе Юны горели две масляные лампадки, света от которых хватало лишь для того, чтобы видеть очертания нехитрой мебели. На ужин хозяйка подала нам стопку пресных лепешек и кувшин с молоком. Старушка также села к столу и, подперев щеку рукой, похожей на высохшую птичью лапку, с интересом наблюдала за нами.

— Вы одна живете? — спросил Максим Юну, разламывая пополам лепешку.

— С сыном живу, — обрадовавшись возможности поговорить, сказала старушка и с гордостью добавила: — Мой Уйятх тут самый главный. Самый сильный. Вот как.

Не занятая едой, я перевела Валери ее слова, и бабуля толкнула Максима в бок, кивнув на нас:

— А, что, они по правде французские? Уйятх мне так сказал.

— Ага, — усмехнулся Макс. — Прямехонько из Парижа, что одна, что другая.

— Сразу видать, — закивала головой Юна. — А чего ж вас сюда занесло?

— Так, ученые мы, — развел руками Максим. — Народы изучаем, историю…

— Ой, нельзя сюда ученым! Никому к нам нельзя!

— А чего ж так? — спросил Максим, старательно копируя манеру речи Юны.

— Не любим мы, когда суются, — просто объяснила старушка. — Всех выпроваживаем. Вас только и оставили. Уйятх говорит, много теперь всего купим.

— А чем ваш сын занимается?

— Ой, — скривилась Юна, хватаясь за поясницу. — Кости болят, стара я стала. Солнце уж село, а я все на ногах. Спать пойду. Вы на чердаке будете, там одеяла в углу есть. Лесенка на улице. А на заре поезжайте.