Любит, не любит…
Шрифт:
Эдвин покачал головой.
— Да разве бы я смог стать твоим другом, не желая большего? Мне казалось, что ты видишь меня насквозь и просто издеваешься, постоянно мелькая перед глазами. Иногда я даже пытался коснуться тебя, опасаясь, что этим не ограничусь. Я сжимал зубы и глотал нараставшую ненависть к нему и к тебе тоже.
— Ненависть ко мне? — прошептала она. Она подозревала нечто подобное, даже знала об этом, но все же услышать такие слова было для нее тяжело. — Я просто хотела, чтобы ты знал, что я не встаю между тобой и Николасом!
— Тогда
— Мне не было нужды смотреть на других мужчин после того, как довелось встретить Николаса, — сказала Аманда. Ей было важно, чтобы Эдвин знал об этом. — Я любила его по-настоящему.
Он не двинулся, но что-то изменилось в лице: глаза загорелись, щеки впали и побледнели.
Аманда, должно быть, поразила его, но он должен был все понять.
— Я догадывалась, что многие могли заподозрить меня в неискренности. Что, мол, такая женщина могла забыть здесь? И некоторые считали, будто меня привлекли его слава и деньги. Но это неправда. Николас был особенным!
Эдвин кивнул, нервно дрогнув веком.
— Он был выдающимся человеком.
— И мне льстило то, что именно я стала его женой.
Когда Николас сделал ей предложение, его возраст уже дал о себе знать: коварный артрит сковал суставы, и ему приходилось ходить с тростью.
— Я думал, ты будешь смеяться над такой развалиной, — сказал он ей.
Аманда восхищалась своим мужем и боготворила его. Однако сначала и сама не была уверена, что теплота, которая растопила ее сердце, и есть любовь. Но чем же тогда являлось то чувство, которое они испытывали, наслаждаясь обществом друг друга, гармонично работая на благо колледжа, постоянно находя что-то новое?
Но если так, то как тогда назвать все, что она испытала, находясь в объятиях Эдвина? Какое-то новое чувство — и всепоглощающее, и пугающее своей напряженностью, и обладающее непреодолимой силой, и заставляющее терять контроль над собой — контрастировало со спокойной, теплой привязанностью, которая существовала между нею и Николасом.
Наверное, ее настигла сумасшедшая влюбленность, подумала Аманда. Чувство, которое, как ей казалось, она не испытает никогда, поскольку знает, что неразборчивая страсть вытворяет с людьми. А она не выносила нестабильность и хаос. Именно поэтому, когда Николас сделал ей предложение, она решила, что он не станет с ней играть в кошки-мышки и не выставит ее назавтра.
Эдвин Феннесси смотрел в пол, засунув руки в карманы. Когда он снова взглянул на нее, его лицо было совершенно спокойно.
— Он отбрасывает длинную тень.
Ему хотелось заключить ее в объятия и расцеловать, завести так же, как вчера ночью. Он хотел заставить ее забыть все, что было до него!
Однажды ему это почти удалось, значит, можно было попытаться снова. Зная об этом, он еле справлялся с дыханием. Эдвин сильно сжал руки, чтобы избавиться от назойливой мысли овладеть ею тут же, пусть даже силой. Прошлой ночью она была только с ним, ни о ком больше не думая. И он был с нею, забыв обо всем и отдавшись Аманде.
Утром Эдвин был бы рад вновь
Одна только мысль о близости с этой женщиной заставляла его тело дрожать. Он упивался ею подобно тому, как измученный жаждой путник наслаждается родником. Эта сказка могла бы стать явью уже несколько часов назад. Если ощущения были так сильны, когда он просто проводил рукой по ее коже, то что было бы, овладей он ею? Эдвин мечтал об этом, казалось, половину жизни. И подумать только, как долго он отказывался от своего счастья, заставляя себя думать о ней черт знает что!
Но теперь весь этот бред можно отбросить. Сейчас он не просто хотел ее жадной животной страстью, но еще и любил ее — за храбрость и стойкость, за решимость, за отказ быть такой, как все, и за поразительную преданность и порядочность, которой он, как слепец, не замечал раньше.
А она так просто отказала ему, признавшись, что любит своего мужа.
И вот Аманда вновь стала недосягаемой. Не было ничего, что Эдвин мог бы предъявить, чтобы разрушить ее аргумент. Конкуренции с Николасом он явно не выдерживал, пока тот был жив. Но теперь он умер и невозможное стало возможным.
Еще долго после того, как он оставил ее стоять у окна, в его душе раздавалось эхо ее слов: «Я любила его!»
Но он совершенно не хотел об этом думать, и никогда не хотел. Слишком долго он просто игнорировал эту возможность. До тех пор пока Аманда не поставила его перед фактом, поместив между ними огненный меч.
Эдвин запер дверь музыкальной комнаты и сел к пианино. Его пальцы стремительно перебирали клавиши, мелодия лилась прямо из его сердца. Эта была музыка не для продажи, не для всех. Так звучала его измученная душа.
Сосредоточившись на звуках, он сумел на некоторое время забыть об Аманде и о том, как ее трепетные губы теплели под напором его страсти, как кровь распирала стенки сосудов, когда любимая женщина обвивала вокруг него свои нежные руки и когда ее тело извивалось, а дыхание становилось все горячее и обжигало его губы.
Черт! Он ударил по клавишам со всей силы и упал на них лбом, закрыв голову руками, выпустив наружу беспомощный стон. Эдвин не считал себя неудачником и не думал, что придется довольствоваться столь незавидной долей.
Знала ли она, что делала с ним? Его бил гнев, это было незаслуженно! Перед глазами стояла картина того, как он идет по дому в поисках Аманды, поднимает ее на руки и несет к себе в спальню.
Он видел, как она смотрит на него своими бесподобными глазами, немного напуганная, немного виноватая, но с желанием, исходящим от каждой клеточки ее кожи. Она следит, как он торопливо расстегивает молнию и снимает джинсы, потом подходит к ней и срывает с нее одежду, задыхаясь от желания…
Но Аманда опять произносит: