Любить нельзя ненавидеть
Шрифт:
Заламывает руки, коря себя за издевательства над собственным сердцем, но как бы он не был жесток, лучше заниматься подобным самообманом, чем принимать суровую и глупую реальность, в которой он сейчас заперт в темнице замка.
Поднимает голову вверх, вдыхая прохладный воздух, попавший с закрывшейся за стражником дверью, и произносит:
— Почти неделя, милая.
— Прошла уже неделя.
— Заткнись, Билли, никто не будет сейчас об этом говорить.
Стража, как и прежде, блюдёт пост, не замечая столь спешных изменений. И как бы они не хотели этого признать, а изменения были существенные.
— Королева мертва! — словно
— Нам нет дела до смерти ведьмы.
На минуту разговоры прекратились. Все молча смотрели в пол, в тайне надеясь, что это все и правда к лучшему.
— Белоснежка будет править и, возможно, мы получим то, что хотели.
Трудно описать, что произошло за это время. Наверное, стоит начать с прихода принцессы, которая, радуясь своей победе, спешила скорее опробовать себя в новой роли. Смерть Реджины — никто и не сомневался — была на ее совести. Как иначе девушке удалось бы победить ведьму, что так долго преследовала ее и не оставляла ни малейшего шанса на нормальную жизнь, даже за пределами королевства. Все были уверены — Робин Гуд причастен к этому. Слухи, что пошли по двору, лишь подтверждали это: лучник стал орудием смерти в руках наследницы. Не случайно разбойник появился во дворце и стал так близок Королеве. Все это умно разработанный план, благодаря которому девушка раз и навсегда избавилась от мачехи, заполучив возможность впредь ничего не бояться.
Никого.
Это было очень важно.
За лучником пришли в день ее похорон. Он слышал, как шумно отворилась дверь, почувствовал, как грубо его подняли и вытолкали в коридор, где повели прямо в тронный зал. И, выходя на улицу, он чувствовал тепло желтого зарева, на котором, словно бельмо, выделялся черный гроб на постаменте. Вокруг стояло несколько ваз с пышными облаками алых цветов. Роз, как он после понял. Они создавали контрастность тьме, что скрылась в траурных одеждах людей.
Похоронная процессия заняла площадь у замка. Принцесса не скупилась на дорогое убранство, в тайне еще лелея воспоминания о Реджине, которая в начале стала ей пусть и не лучшей матерью, но хорошей подругой. Так она считала и с молчаливым величием возложила розу на черный гроб, прошептав последние слова Королеве.
Те, кто стоял ближе, расслышали в этой речи тихое извинение, но позабыли сразу же, как вернулись к своим обычным делам.
Теперь каждый был уверен, что его жизнь станет лучше. И разве можно корить их за эту неправильную радость?
Робина держали по обе руки два стража. Стоя за толпой, они наблюдали за прощанием Белоснежки, а затем за ее приближением. С каждым шагом девушки в его сторону, он придумывал новый способ умертвить принцессу. Отомстить за жизнь женщины, тело которой только что скрыла крышка гроба.
И он вспоминает свой сон, который уже галлюцинациями проявляется на фоне того же ясного зарева, ставшего символом обеих реальностей. Он свыкся с этими странностями раньше, чем принял то, что происходит сейчас. А именно с тем, как его уводят от гроба любимой женщины, так и не дав с ней проститься в последний раз.
— Отпустите его. Это теперь наш друг, — улыбка, которая явно не подходила ее девичьему лицу, была подобна оскалу волчицы. Да только в той было и мощи, и ужаса больше, чем в этой миниатюрной девчушке, которую все привыкли называть принцессой, но никак не королевой. Этот титул ей пока просто не шел. Был не по плечу, не по рангу, не шел по сравнению с той, что носила
— Мне стоит благодарить тебя, Робин Гуд, за… службу.
— Рад служить Вам, принцесса, — так сильно сжимает челюсти, что слышит скрежет зубов. Невозможно признаться в этом грехе. Даже во имя мести.
— Королева. Теперь я королева, — еще не так уверенно произносит она, в надежде продемонстрировать всем силу своих слов.
— Конечно.
Его комната стала местом бесконечного траура. Стала мемориалом Королевы, которой она навсегда останется для него. Словно что-то запретное, он прячет ее вещи здесь, желая сохранить запах женщины как можно дольше. Робин украл синий флакон, чтобы аромат не выветривался из комнаты. Это было безумием. Он не мог просто так ее отпустить. В вечерних молитвах просил кого-то свыше простить ее за грехи, как простил сам. Прощал неоднократно.
В вечерних молитвах он желал увидеть ее во сне, подпитывая желание мстить.
В вечерних молитвах он находил себе оправдание пока еще не совершенного убийства.
Подобраться к Белоснежке было не так уж и просто. В окружении бесконечно счастливых слуг и фрейлин, она порхала по коридорам замка, наполняя его какой-то чужой радостью, не шедшей к величию и строгости каменных стен. Она тоже казалась здесь чужой, но кроме лучника это, казалось бы, никто и не замечал. Или же просто не хотел замечать. Тень разбойника скользила за ней повсюду, пока она не привыкла к его присутствию и не начала думать, что холод в глазах и отчужденность — это характер, свойственный воину. Свойственный убийце. Белоснежка не боялась, даже не подозревая, как часто лезвие ножа отбрасывало блеск на подол ее платья, сколько ночей одинокий силуэт наблюдал за ней сквозь пелену штор. Ему все казалось, что смерть — это слишком просто. Не для нее, мучавшей Реджину каждый день, доводившей до кошмаров и нервозности. Он хотел, чтобы она тоже ощущала близость смерти. Чтобы много раз была на грани, испытывая страх просыпаться по утрам. Робин еще не знал, как сделает это, но у него еще есть в запасе время. Целая вечность, в которой теперь не было смысла.
В бесконечных метаниях, бродя по коридору замка, он, словно в беспамятстве, везде видит место убийства. Придумывает, где и какие ловушки установить, как приблизит ее к смерти, сначала доведя до безумия. Он уже и сам стал безумным. Понял это, когда напал на Генри, подкравшегося абсолютно внезапно, во время его очередной «прогулки».
— Робин, это я.
— Ваша Светлость, мои соболезнования, — за все это время лучник впервые увидел принца. Они не сталкивались ни в коридорах, ни в залах, ни за пределами дворца. Робин был удивлен тем фактом, что старик еще здесь. Имей разбойник шанс, он бы покинул это место раньше, чем память о Реджине померкнет в присутствии новой владелицы.
— Пойдем со мной, мальчик мой, — с понимающей улыбкой обращается к Робину. — Я хочу тебе кое-что показать.
Большое поместье, представшее перед ними, раскинулось на несколько сотен метров по широкому украшенному белым полотном полю. Робин сразу почувствовал какую-то легкость в этом месте, словно появились вторые легкие или же вновь воскресли прежние воспоминания о былой разбойничьей жизни, когда были только такое изумрудное море леса и глубокое синее небо, что очерчивает землю темным куполом. Здесь не просто дышалось легче, здесь, словно, текла совсем иная жизнь. Не сравнится с дворцовой суетой и притязательной роскошью, что навязывает нам более высокие ценности и морали светского общества. Здесь просто было иначе.