Любить того, кто рядом
Шрифт:
— Но мне хотелось, — возражаю я. Смотрю, какая у него красивая шея. Он упорно занимается пуговицами. Теперь будет думать, что мне больше нечего делать в Атланте, только гладить.
— Это вовсе не обязательно, — настаивает он. — Мне морщинки не мешают.
— На одежде или у меня на лице? — игриво вопрошаю я. Надо во что бы то ни стало разбить лед, а уж потом сцепиться с ним в полную силу.
— Ни на одежде, ни на лице, — скованно произносит муж.
— Хорошо, — ерничаю я, — а то ботокс не для меня, знаешь ли.
— Да-да, — кивает Энди.
— Ботокс — это для Джинни.
Мне
— В самом деле? — безразлично реагирует он.
— Да. Раз в пару месяцев она делает инъекции… — Я буквально цепляюсь за соломинку. Будто тот факт, что Джинни так часто навещает пластического хирурга, способен перетянуть Энди через невидимую границу и склонить на мою трону.
— Ну, это ее личное дело. — Он пожимает плечами.
Я набираю в грудь воздуха с твердым намерением втянуть его в открытый конфликт, пусть даже с помощью провокации. Но не успеваю сказать ни слова, как он поворачивается и скрывается в ванной. А я остаюсь сидеть на супружеской кровати — будто оплеванная.
Энди, оказавшись в постели, моментально засыпает — самое оскорбительное, что может сделать супруг после ссоры или, как в нашем теперешнем случае, тлеющего конфликта. Никаких тебе разгоряченных метаний с боку на бок, никаких тяжелых вздохов — ложится и безмятежно засыпает, предварительно пожелав мне спокойной ночи. После такого я, естественно, не могу заснуть и начинаю сердито перебирать в памяти события последнего вечера, последней недели и последних месяцев. Ничто, знаете ли, не способствует переоценке ценностей лучше небольшой бессонницы после супружеской ссоры.
Старинные часы в холле бьют три. Я ненавижу эти часы — они жутко громоздкие и вдобавок натужно тикают, — но их на новоселье подарила Стелла, поэтому отказаться было нельзя. Так вот, к тому времени как этот монстр бьет три, сна по-прежнему ни в одном глазу, а нервы превращаются в туго натянутые струны. Решаю перебраться на диван и спускаюсь на первый этаж. Вспоминаю нашу свадьбу — тот единственный раз, когда мне пришлось отстаивать право на свое собственное, хоть и пролетарское, происхождение.
Если объективно (хоть у меня сейчас и нет ни малейшего желания быть объективной), подготовка к свадьбе проходила без сучка, без задоринки. Отчасти потому, что я, по выражению Джинни, личность беспечная. Меня главным образом заботило качество свадебных фотографий, клятва у алтаря и почему-то торт (Сюзанна говорит, я просто хотела беспрепятственно пробовать образцы). Отчасти это оказалось легко, поскольку совсем недавно выходила замуж Марго, и мы совершенно не стеснялись во всем следовать ее примеру — мы поженились в той же церкви и воспользовались услугами того же флориста и тех же музыкантов, но все-таки успех предсвадебной подготовки объяснялся главным образом тем, что всем заправляла только мать жениха.
Сюзанна моей позиции не разделяла. Она никак не могла взять в толк, почему я позволяю Стелле верховодить во всем, что касается моей собственной свадьбы.
Как-то раз, когда мы вдвоем
— Розовые бутоны — это совершенно не твое.
Я пожала плечами:
— Ничего не имею против розовых бутонов.
— Ну хорошо, пусть так. А все прочее? — завелась Сюзанна.
— Что, например?
— Да все! Они хотят, чтобы ты стала одной из них, — возмущалась она.
— Именно так, — спокойно подтвердила я. — Я становлюсь одной из Грэмов. Для того и свадьбы играют.
— Объединяться должны две семьи. А здесь все выглядит так, будто это не твоя свадьба, а исключительно их! Словно они перетягивают тебя на свою сторону, а твою семью игнорируют.
— С чего ты взяла? — спросила я.
— Сейчас объясню. Во-первых, ты на их территории. С какой стати ты вообще выходишь замуж в Атланте? Ведь положено играть свадьбу в родном городе невесты!
— Ну, обычно так и делают, просто в нашем случае Атланта удобнее, поскольку все делает Стелла.
(Ш— Скажи уж лучше: все чеки подписывает, — сказала Сюзанна, и тут я наконец обозлилась и начала защищать Грэмов, сейчас я думаю, что ведь она, пожалуй, была права относительно финансовой подоплеки событий. Могу без колебаний утверждать, что вышла замуж за Энди не из-за денег, и все намеки Сюзанны, что меня просто купили, совершенно безосновательны. Но я определенно чувствовала себя обязанной Грэмам, и поэтому была весьма сговорчива, особенно в мелочах.
Кроме материальной стороны вопроса было еще кое-что, о чем я пыталась не думать, пока не оказалась здесь, на диване. Это был застарелый комплекс неполноценности, беспокойство, что я, возможно, недостаточно хороша для Энди и его аристократической семьи. Я никогда не стыдилась ни родного города, ни окружения, ни своих близких, и все же чем больше я погружалась в жизнь Грэмов, узнавала их устои и традиции, тем больше менялась моя точка зрения на собственное прошлое. Я будто начала на все смотреть их глазами. Именно поэтому, когда Стелла предложила помощь в подготовке к свадьбе, я испытала радость и облегчение.
Мне довольно быстро удалось себя убедить. Я ведь не просто так уехала из Питсбурга, а потому, что хотела другой жизни. «Не лучшей, а просто другой», — говорила я себе. И свадьбу я хотела другую. Я не желала венчаться в нашей старой, пронизанной сквозняками церкви, потом есть тушеную капусту из одноразовых тарелок и танцевать буги-вуги под «Танцующих утят». Я не хотела, чтобы меня в шутку перемазали кремом, чтобы жениху надо было снимать зубами мою подвязку, и чтобы мой букет поймала девятилетняя девчонка, поскольку все гости женского пола давным-давно имеют детей примерно такого возраста. Я не хотела, чтобы меня закидывали рисом друзья жениха — те, которые еще смогут держаться на ногах. Мне не улыбалось садиться в черный лимузин с привязанными к заднему бамперу пустыми жестянками и греметь ими всю дорогу до второсортной гостиницы, где мы переночуем, чтобы на следующее утро поехать по туристической путевке в Мексику. Не то чтобы я задирала нос, просто у меня всегвд другое представление об идеальной свадьбе.