Любитель историй
Шрифт:
– Что я должен писать?
– Не торопись.
Наставительно подняв указательный палец, мистер
Лиджебай застыл. Долгое время ничего не происходило, и
Рик позволил себе нарушить сразу несколько правил.
Он уже умел это делать.
Подняв голову, юноша уткнулся в практически зеркальный
взгляд отца: совершено черные зрачки занимали все
пространство глаз. Он смотрел сквозь сына, сквозь стены,
сквозь любую преграду на свете.
Именно в
происходящем. Ведомый странной силой он вернулся в
родной дом, который тянул его в свое лоно, призывая
хранить книгу отца как зеницу ока. Но в тоже время,
внутренний голос, не унимаясь, отговаривал его сходить со
спасительной тропы. Поэтому, ощущая незримую
поддержку, юноша совершенно не испугался, увидев за
столом призрак отца.
…Рик возвращался в родной дом этой ночью, когда
последний кошмар заставил его пробудиться в мокром поту
и, не найдя себе места, покинуть святую обитель. Тогда дом
встретил его настороженно, пристально следя за каждым
движением. Плохо помня свой визит, Рик сомневался, что
наяву встречался с Оливером и успел заглянуть в отцовский
кабинет.
Второй визит выдался более удачным. Дом приветствовал
своего юного хозяина приятным теплом протопленных стен
и запахом ароматных пряностей...
Ожидая вердикта отца, Рик поймал себя на странном
чувстве, словно время остановилось и повернулось вспять.
Словно не было этого кошмарного года, болезненных
похорон, белой ткани на мебели и завешенных зеркал. Отец
был жив и находился в абсолютном здравии. И его
любимый темно-синий камзол с широкими рукавами и
массивными серебристыми пуговицами, ажурная рубашка с
бантом, выглядели вполне реально. Лицо чуть бледное с
множеством глубоких и не очень морщин, изящные очки –
мистер Лиджебай предстал перед сыном таким, каким тот
запомнил его при жизни.
– Ты должен писать все, что я произнесу, слово в слово.
Понял меня? – наконец изрек призрак.
– Да, сэр, - согласился Рик.
– Тогда начали, - Лиджебай деловито скрестил руки на
груди. На его лице возникла довольная улыбка.
Прикоснувшись к перу и опустив его на чистую
поверхность листа, юноша бросил случайный взгляд в
сторону отца. Свесив голову на бок, тот не спеша собирался
с мыслями. Наконец он положил руки на стол, отчего
раздался резкий хлопок. На тыльных сторонах ладоней
красовались огромные кроваво-красные язвы, едва
затянутые темной коркой. Облегченно выдохнув и раскинув
руки в стороны, словно
груза, Джейсон-старший начал не спеша диктовать.
Слова вырывались натужно, иногда раскалываясь надвое
и лишаясь окончаний. Так было пока говоривший немного
не обвыкся и не снизил скорость. Тогда предложения стали
более четкими, осмысленными, а Рик умерив темп, стал
выводить каждое слово аккуратнее, добавляя от себя
вначале новой строки витиеватый узор.
Не вдумываясь в смысл слов мистера Лиджебая, которые
Рик переносил на бумагу абсолютно статично, он вскоре
почувствовал, что рука сама продолжает работу,
совершенно не подчиняясь его желаниям.
Инстинктивно закрыв глаза, юноша прислушался к
усыпляющему голосу отца. Тот говорил монотонно,
вдумчиво, словно описывал давно минувшие события.
Яркие образы живыми картинками возникали в голове
юноши так явственно, словно он становился свидетелем
новой, неизвестной ему жизни, которая только зарождалась,
шаг за шагом, как крохотный лепесток раскрывается под
лучами солнца в борьбе за существование среди себе
подобных.
Стены, дома, лабиринты улиц – город вырастал с каждой
новой фразой, будто песочный замок, по крупицам,
становясь все более реальным. Это был не Прентвиль, а его
точный близнец. Город побратим, в котором каждый
житель имел собственного двойника. Собственное
отражение в зеркале, способное говорить, мыслить и
совершать поступки. Неважно – добрые или злые.
Упиваясь новыми способностями видеть, не открывая глаз,
Рик переворачивал страницу, макал перо в чернильницу и
продолжал работу. Рассказчик не прерывался, а писарь не
нуждался в отдыхе. Их обоих устраивала работа, которой
они могли отдаться без остатка.
И теперь, еще не понимая как, – но Рик знал наверняка –
он сможет побороть мистера Сквидли. Ему по силам
изгнать из города эту Химеру ужаса и страха. Он всесилен.
И в его новом городе больше не будет слова смерть. Все
станет так, как он захочет и никак иначе...
А пока он лишь переносил чужие мысли на бумагу и был
счастлив.
* * *
Стужа пыталась пробраться в самые потаенные уголки
улиц. Завывая, будто бродячий пес и подгоняя закутанных
в шарфы горожан, она проникла даже в старые котельные,
пряталась в подворотнях и будоражила хлипкие ставни.
Плотные, тяжелые тучи не в силах избавиться от груза