Любивший Мату Хари
Шрифт:
Шпанглер был исключением. Хотя она всё ещё время от времени говорила о нём, он никогда не пытался связаться с ней, но это, казалось, никоим образом не волновало её. С Данбаром было совсем иное дело. Не раз она признавала, что ей неловко от того, как она обращалась с ним, и иногда она подумывала, не пригласить ли его. Но в конце концов она даже не собралась написать — ни открытки, ни записки, ничего.
Глава двенадцатая
Её дом на улице Виндзор, 11, всё ещё существует, прелестный особняк, построенный наполовину из дерева, за оградой, покрытой мхом. За двойными воротами внутреннего дворика сад, вероятно
В течение многих лет окружающие переулки были темны, затемнены ветвями деревьев. Здесь устоялся запах прелой листвы и травы. Раньше на подъёме недалеко от дома был клочок земли, пустое поле с высокими сорняками, где иногда можно было мельком увидать Зелле.
Данбар приехал сюда однажды ночью и три или четыре часа смотрел из окна наёмного автомобиля. С его наблюдательной точки, должно быть, был довольно хороший обзор её дома, возможно, даже видна была дорожка к воротам. Если ещё предположить, что он ушёл с дороги и пошёл вверх по склону, возможно, он увидел кусочек сада, где она часто принимала своих любовников тёплыми летними ночами.
Что же он увидел? Если считать, что он вёл наблюдение в пятницу или субботу, он мог отлично видеть, как она сходит по лестнице, чтобы встретить Ксавье Руссо. Вполне вероятно, она надевала белое, чуть просвечивающее платье или тонкое шёлковое кимоно. Её густые волосы были, должно быть, свободно распущены по плечам. Ноги босые. Если бы он продолжал ещё какое-то время наблюдать, он также мог бы увидеть её на балконе, на краткое мгновение замершей в объятиях Руссо, прежде чем скользнуть ему на колени.
Парижское приключение Данбара длилось всего восемь дней. Изначально он приехал в этот город по делам отцовского текстильного концерна и вовсе не намеревался видеться с Зелле. Он выбрал отдалённый отель, где не останавливалось ни одно значительное лицо. И всё же воспоминания не давали ему покоя, вели его к знакомым улицам, и в конце концов он обнаружил, что ведёт наблюдение на том поле при помощи шведского бинокля. Позднее он признается, что приобрёл даже подарок для неё — недорогой шарф. Он не осмеливался представить себе, что могло бы произойти, если бы он застал её в одиночестве... Он крепко пил много дней подряд.
Эти дни оказались для Данбара очень тяжёлыми. В его жизни давно уже отсутствовала настоящая цель. Большинство его друзей были скорее лишь просто знакомыми. Его женщины — по большей части шлюхами. В Лондоне после этих восьми дней, проведённых в Париже, он вернулся к своему исходному состоянию. Гулял в дневное время. Слишком много пил по вечерам. Временами он посещал театр или коктейли, устраиваемые друзьями. Он занимал апартаменты удобные, но не фешенебельные. Жил один.
Он хранил фотографии Зелле, приблизительно с дюжину, заложенные между страницами книги. Её последнюю записку он хранил в запертом ящике. Как и Грей до него, он следил за её карьерой по газетам, хотя знал, как и всё, что на газеты едва ли можно полагаться. Если и выпадали моменты, когда ему очень недоставало её, то были и такие, когда он её ненавидел.
По-видимому, именно небрежная беседа с незнакомцем возвестила ему о вступлении в следующую стадию его жизни. Случайная встреча с приятелем его друга по университету. Была пятница, конец сентября. Он вошёл в свой клуб в обычный час и скоро обнаружил, что пьёт с молодым человеком — Джоном Алленби. Приблизительно через час к ним присоединился знакомый Алленби, стройный светловолосый мужчина — Мартин Саузерленд.
Вначале беседа была вполне светской — спокойная болтовня об Оксфорде и о судьбах отсутствующих
После того вечера на площади Манчестер жизнь Данбара никогда уже по-настоящему не вернулась к своему прежнему течению. Продолжали происходить странные вещи. В следующий вторник Данбар узнал, что произведён запрос относительно его финансового состояния. Ему показалось, что кто-то совал нос в его переписку, в особенности в письма из-за границы. Наконец тёплым субботним днём он отчётливо почувствовал, что кто-то идёт за ним следом от Сент-Джеймса до Национальной галереи. Дважды он ловил отражение непримечательного человека в витринах магазина, потом вспомнил, что видел, как тот наблюдает за ним из толпы: джентльмен, судя по одежде, явно не из полиции.
По всей видимости, ни одно из этих событий не запечатлелось в памяти надолго, если бы Данбар никогда больше не увидел Саузерленда. Однако случилось так, что прошло только десять дней, и он обнаружил — тот ждёт его в клубе, вновь потягивая сухое шампанское, необычайно дружелюбный и любопытный.
Они начали обед с отбивных и приличного кларета и закончили шербетом и чудесным бренди. Хотя ничего явно важного не было произнесено, в отсутствие Алленби разговор каким-то образом казался более значимым, интимным. Они говорили о своих семьях, сходных по положению, и детстве, о своих одинаковых понятиях о долге и чести. Они говорили об Англии и осязаемой морской угрозе нации.
Речь идёт о жертвоприношении, сказал Саузерленд. Хотят ли англичане двадцатого столетия сделать жертвоприношение в стиле пятнадцатого века, подобное совершенному в Аженкуре [25] . Конечно, вопрос был риторическим и не ожидалось, чтобы Данбар ответил. Но основная тема была ясна: насколько самоотвержен должен быть молодой человек, служа нации.
Опустилась благоуханная ночь, пахнущая мокрой травой и летними розами. Какое-то время мужчины бродили, казалось, бесцельно: сначала по серпантину, затем всё дальше углубляясь в заросли кустов. Они разговаривали тихо, почти шёпотом, как переговариваются юнцы в дормиториях [26] . Порою они продирались сквозь плющ и натыкались на валяющиеся под ногами бутылки.
25
...жертвоприношение... подобное совершённому в Аженкуре — В 1415 г. при Аженкуре во Франции произошла известная битва, в которой английские войска под предводительством Генриха V одержали победу.
26
...в дормиториях (от лат. dormitorium) — спальнях.
Время словно остановилось вместе с воспоминаниями о детстве: круглый пруд в лунном свете, заросли роняющего семена чертополоха и наперстянки, ночная птица в кустарнике. Были ещё и рассказы о детской мечте — о тайном сообществе с уединённым местом встреч где-нибудь в Ричмонде.
— Формально мы подчинены Адмиралтейству, — начал Саузерленд. — Но на самом деле наши полномочия простираются гораздо дальше... вот почему мы интересуемся этим вашим малым.
— Моим?
— Рудольфом Шпанглером.