Любивший Мату Хари
Шрифт:
Туман уступил место лёгкой дымке, укрывшей штиль на море. Утро переплавлялось в день, ночи же были очень черны. Едва чувствовалось течение времени.
— Как бы тебе хотелось путешествовать, когда мы достигнем Испании? — спросил он её. — Я мог бы возить тебя по местам, лежащим в стороне, которые мало кто посещает.
Это был третий день их плавания. Грей вернулся из корабельной библиотеки со старым путеводителем по Испании. Кроме того, он нашёл карту провинций и бутылку шерри.
— Мы можем поехать на
Казалось, она хочет улыбнуться, но улыбка не получалась.
— Нет, никогда.
— Или в Сеговию. Мы можем поехать в Сеговию и поглядеть на крепости.
Она поднялась с кресла, пересекла комнату и встала на колени у его кровати:
— Что ты пытаешься сказать мне, Ники?
— Они хотят, чтобы я доставил тебя в Мадрид. Я говорил тебе... Это центр шпионских устремлений Германии, и они хотят, чтобы ты была там.
Она вздохнула, ссутулилась, опираясь на локти.
— Я презираю это, Ники. По-настоящему презираю.
— Тогда позволь мне увезти тебя от этого. Мы поедем на побережье и просидим месяц на скамейке. Я знаю места, где они никогда не найдут нас.
Она соскользнула с кровати и подошла к иллюминатору.
— Слишком поздно. Не видишь разве? Коли тебя обвинили в таком, подозрение никогда не оставит тебя. Люди всегда будут перешёптываться за твоей спиной, двери всегда будут захлопываться перед тобой. С таким же успехом можно удалиться в монастырь. И стать монашкой. — Сказав последнее, она вздрогнула и затрепетала.
Он старался ободрить её, не веря собственным словам. Тем же вечером, позднее, она даже показала место на карте — Монсеррат над рекой Ллобрегат, — где хорошо бы закончить жизнь, которая, кажется, не подходит для этого мира.
...Хотя они были почти неразлучны и продолжали спать в одной постели, на четвёртый день он почувствовал, что она опять ускользает от него. Притворная игра в новую жизнь закончилась. Порой она почти с радостью говорила об Испании, описывая какие-то рестораны, которые она посещала прежде, и вдруг внезапно вновь погружалась в отчаяние, а взяв бутылку шерри или джина, опять упоминала историю о кровавой Дурге.
Они высадились в Виго на рассвете и сняли комнату в небольшом отеле, расположенном на холме над гаванью. Это было одно из тех мест, которые, как всегда представлял Грей, они и найдут в Испании: белая комната с выстеленным плитками полом и видом на море из окон, закрывавшихся синими ставнями. Внизу находились висячие сады и патио с терракотовыми урнами.
Они съели суп, хлеб и вино. Было свежо, и ветер зарумянил её щёки. Её глаза вновь прояснились.
После завтрака она оставила его на пару часов, чтобы, как она сказала, пройтись по местным магазинам. Затем она вернулась, и они дремали вместе на узкой кровати. День, начавшийся тускло, с жёлтым туманом вдоль берега, закончился роскошно, с контрастными розово-зелёными тенями.
— Знаешь, мы всегда можем остаться здесь, — сказал он ей. — Мы можем остаться здесь, на
У её локтя стояла бутылка бургундского, тарелка с сушёной рыбой и виноградом. После возвращения из магазинов она явно потеряла аппетит.
— А что мы будем делать, когда кончатся деньги?
Он взял её руку:
— Я буду писать, а ты танцевать. Мы станем знаменитой парой.
— Ники, я устала от славы. Если это о ней.
Грей зашёл ей за спину, положил руку на обнажённое плечо, но через мгновение она бессильно опустилась.
— От меня ты тоже устала, Маргарета? Именно это сейчас происходит?
Она взяла его за запястье с таким выражением в глазах, которого он прежде не видел. Помимо слёз, там явно было то, чего прежде не было.
— Нет, я не устала от тебя. Я никогда от тебя не устану.
Она обхватила его руку, а другой притянула его к себе.
— Ты понимаешь это, Ники? Я никогда не устану от тебя.
— Дорогая, что не так?
— Просто скажи мне, что ты это понимаешь. Скажи мне.
— Хорошо. Я понимаю.
Поцелуй тоже не был похож ни на один из тех, прежних. Болезненный, почти отчаянный поцелуй с привкусом бургундского и слёз. Казалось, она не могла достаточно быстро избавиться от одежды и попросту разорвала на себе платье, прежде чем упасть в его объятия. Она нуждалась в том, чтобы чувствовать его руки по всему своему телу, губы на груди, сердце рядом с её сердцем.
Часом позже она была необычайно спокойна, лёжа на животе и поигрывая безделушкой, подхваченной на набережной. Она продолжала пристально смотреть сквозь кусок шлифованного стекла, наблюдая за луной над пальмами. Белый лунный диск, такой же совершенный, как и в Париже. Когда его рука скользнула через простыни к её бедру, она вздрогнула, но ничего не сказала.
Затем из самой глубины молчания раздалось:
— Ники, я тебе солгала. Я не ходила сегодня по магазинам. Я встречалась с французским консулом, Марциалом Казо.
Он чуть отодвинулся, чтобы можно было заглянуть ей в глаза:
— Зачем?
— Потому что я хотела поговорить с ним.
— О чём?
— О моём статусе. Кажется, так это называется.
— Маргарета, человек, подобный Казо, не в том положении, чтобы сказать тебе что-либо.
— Но он сказал. Оказалось, он способен многое мне сказать...
— Что, например?
Она покачала головой:
— Слишком поздно объяснять, Ники. Всё уже началось. Они стали распространять информацию обо мне. Я говорила тебе о слухах. Теперь ещё хуже. Мне нельзя доверять. Я опасная шпионка... шпионка и шлюха.
В каком-то смысле самым плохим было то, что она даже не плакала. Её голос звучал напряжённо, но глаза оставались сухими, и взгляд не отрывался от лунного диска.
— Маргарета, послушай меня. Ты ничего не сделала плохого. Более того, у них нет доказательств, и они это знают. Поэтому тебе следует только оставаться в стороне от неприятностей, и всё пройдёт...