Любивший Мату Хари
Шрифт:
...Вскоре после этого допроса она карандашом написала письмо, адресованное Бушардону: «Мои страдания слишком ужасны. Мой рассудок более не может этого вынести. Разрешите мне вернуться в мою страну. Я ничего не знаю о вашей войне и никогда не знала более того, что печаталось в газетах. Я никого ни о чём не спрашивала и никуда не ездила за информацией. Что ещё, по вашему мнению, я должна сказать?»
Письмо подписано: «С уважением, ваша М. Зелле» — и содержит её личный тюремный номер — 72144625. Письмо из рук в руки передал Бушардону посыльный, и, как заведено, его поместили в досье.
В течение двух дней было тихо. Затем, во
Из камеры её вывел один из охранников, тот, что помоложе, спокойный парень, который, как говорили, потерял под Верденом часть желудка. Хотя он не сказал ей ни слова, она была почти уверена, что уловила намёк на улыбку на его губах. Ещё она слышала голоса за стеной, шаги по наружной лестнице. Под конец она даже решила — перед нею мелькнула свобода... Ники и машина, которая увезёт её отсюда.
Но это был не Грей. Это был Томми Меррик, и он явно пришёл пешком.
Он увидел её через решётку ворот, под мышкой он сжимал небольшой коричневый свёрток и казался немного бледней, чем она помнила. Первым подошёл охранник, но только для того, чтобы принять взятку, а не открыть ворота. Потом он сделал шаг назад и махнул рукой, чтобы она вышла вперёд. Меррик протянул руку сквозь решётку, по-видимому, чтобы взять её за руку. Почему-то она не могла заставить себя притронуться к нему.
— Я могу пробыть здесь лишь несколько минут, — сказал он.
— Зачем ты вообще беспокоился?
Весь свой вес он перенёс на левую ногу, наверное, потому, что правое колено не удалось вылечить.
— Маргарета, клянусь, я не подозревал, что такое может случиться. Они только хотели, чтобы я познакомился с тобой.
— И занимался со мной любовью? И попросил меня выйти за тебя замуж?
— Маргарета, я клянусь...
Она взглянула на дальнюю стену и на первый за несколько дней лоскуток солнечного света. Ветер приносил запах дождя и более крепкий запах реки.
— Кто тебя нанял, Томми?
— Не важно.
— Кто?
— Чарльз Данбар.
— И что он велел тебе сделать?
— Он хотел, чтобы я узнал, для кого ты шпионишь. Слушай, прости меня, я действительно не знал, что это произойдёт.
Она посмотрела на его руки, сжимающие прутья решётки, затем на свёрток у него под мышкой.
— Что это?
— Подарок. Настоящий подарок. Они не говорили, чтобы я его принёс. — И, протягивая свёрток сквозь решётку: — Я знаю, это немного, но ты как-то сказала, что тебе нравятся подобные вещи.
Она взяла, не глядя:
— Спасибо.
— И если нужно ещё что-нибудь, я смогу сделать. Всё, что угодно...
Она опять посмотрела через плечо и шагнула к нему:
— Я хочу, чтобы ты мне кое-кого отыскал.
— Всё, что угодно.
— Я говорила тебе о нём раньше. Николас Грей. Я думаю, он в Лондоне.
— В Лондоне?
— Найди его. Найди и напиши ему обо мне. Расскажи ему, что произошло.
— Но я всё ещё...
— Пожалуйста, сделай это.
Свёрток, который дал ей Меррик, содержал тоненький том индийских стихов из «Бхагавадгиты» [49] ,
49
...индийских стихов из «Бхагавадгиты»... — «Бхагавадгита» — памятник религиозно-философской мысли Древней Индии, часть книги «Махабхараты»; возник в середине первого тысячелетия до н.э. Он является философской основой индуизма. Основной путь к «освобождению», по «Бхагавадгите», — бескорыстное исполнение своих обязанностей.
50
Реинкарнация — посмертное перевоплощение.
Глава двадцать восьмая
До войны местечко это было не очень посещаемое: клетчатые скатерти, свечки, воткнутые в винные бутылки, над стойкой крест-накрест весла. Официант — понурый парень, вероятно контуженный. Единственными постоянными посетителями были проститутки и солдаты. Сквозь разорванные занавески виднелся бульвар и толпа клерков и машинисток, ждущих трамвай.
Грей прибыл в пять. Получасом позже к нему присоединился Саузерленд, казавшийся очень бледным в чёрном пальто и фетровой шляпе. Левый глаз его был слегка воспалён. Между ними на столе лежало письмо Меррика. Они заказали пиво, но пиво оказалось пресным и тёплым, поэтому они перешли на бренди.
— С ней плохо не обращаются, — сказал Саузерленд. — Всё, что я могу сказать вам на этот счёт. Они не обращаются с ней плохо физически...
— Что спровоцировало арест?
— Не знаю... всё, я полагаю.
— Её визит к человеку Шпанглера в Мадриде?
— Вполне возможно.
— Деньги, взятые у Крамера?
— И это тоже.
— Сомма? Сомма особенно?
Саузерленд дал знак официанту, чтобы тот принёс ещё стакан.
— Послушайте, это не мой спектакль. На деле, я сам только что услышал об аресте, и, честно говоря, я питаю такое же отвращение к происходящему, как и вы. Вам, может быть, будет тяжело поверить, но...
Грей отмахнулся от него. Это был их первый настоящий разговор со времени возвращения Грея из Мадрида. Вторник, лондонский бар на набережной, этот последний поворот в истории Маргареты.
— Вы должны постараться понять ситуацию, — продолжал Саузерленд. — Она именно такая женщина, которую публика хочет видеть в роли германской шпионки. Она слишком красива, это бросается в глаза. Она проводит в постели с различными мужчинами уйму времени.
Она снимает с себя одежду при публике и получает за это кучу денег. Она показывает язык обществу и называет себя артисткой. Такого рода поведение было приемлемо до войны, но не теперь. Люди сейчас слишком серьёзны...