Люблю, целую, жму лапу!
Шрифт:
Как сказал Тарасов, «два осла нашли друг друга».
Кстати, именно Рюрик напомнил подруге детства, что наладившаяся у неё личная жизнь ещё не повод бросать работу в агентстве.
– Между прочим, мы людей обнадёжили, они ждут. Там было много приличных вариантов, просто пар для них пока нет. Надо работать дальше. Я, к твоему сведению, тоже одинок и всеми брошен, – бухтел Тарасов, требуя новых собеседований.
Ханина довольно быстро сдалась, вспомнив про рекламную кампанию. Витамины продавались так себе, надо было оживить процесс. И она снова начала посылать к Рюрику одиноких, но не переставших надеяться индивидуумов.
Так, например, к нему приходил жутко закомплексованный мужчина, который даже говорить о женщинах мог только шёпотом. Татьяна строго предупредила, чтобы Рюрик учитывал его тараканов, вопросы задавал обтекаемо и корректно, а про секс даже не намекал. А то, можно подумать, Тарасов обычно матерился, как портовый грузчик, и общался исключительно на пикантные темы!
Тарасов и представить себе не мог, что в наш просвещённый век такое бывает. Самое удивительное, что работал дядька заместителем директора довольно приличной фирмы, и на работе его считали геем. Он сам сдуру распустил о себе этот слух, чтобы женщины не приставали.
– А что, сначала приставали? – удивился Рюрик. Глядя на этого невзрачного лысеющего человека, сложно было представить, что за ним толпами бегали влюблённые дамы.
– Теоретически могли, – прошептал тот.
Для порядка Тарасов, конечно, с товарищем пообщался, но в общих чертах было ясно, что бедолаге прямая дорога к психиатру…
Ещё приходила пожилая, из последних сил молодящаяся дама, настаивавшая непременно на молодом муже.
– Чтобы не старше тридцати, – щебетала она. – А то, сами знаете, у них на четвёртом десятке уже ни потенции, ни здоровья. Зачем мне такой?
Тарасов, которому тоже было слегка за тридцать, терпел мадам, стиснув зубы. И опять же, всё потому, что Татьяна попросила.
– Ты её обнадёжь и распрощайся, – проинструктировала она. – Это сестра нашего коммерческого. Не отвязаться было.
Были и нормальные люди, по которым Ханина давала краткую справку, чтобы Рюрик не тратил время, выясняя детали.
Поэтому, когда Татьяна в очередной раз сообщила, что придёт девушка «из своих», Тарасов лишь внимательно выслушал наставления. Ничего особенного: финансовый аналитик женского пола. Весьма неудачный опыт на личном фронте и сугубо мужской коллектив, в котором она старательно изображала Снежную Королеву без нервов и сердца – иначе там было никак не удержаться. Проще говоря, трепетная ранимая фея, старательно корчившая из себя стервозную жабу в панцире. Причём, судя по рассказам Тани, девица вжилась в роль и уже сама не контролировала собственноручно поставленный спектакль.
– Такая, знаешь, нежная бабочка, которую переклинило, и она возомнила себя самкой богомола. К мужикам в душе относится лояльно, но контролировать змеиное шипение пока не научилась. Но хорошенькая, говорят, работает над собой. У неё бзик, что любовь и привязанность делают человека слабым и уязвимым. Женщине нельзя любить, потому что тогда мужчина сразу почувствует её слабость и всё уничтожит. В принципе, отчасти она права. Ну и на мужиков обижена, не без этого. А кто на вас не обижен? Приглядись, в общем. Нежная,
– Я запишу, – огрызнулся Тарасов. – А то у нас, старых пней, маразм не за горами, забуду ещё, чего доброго. Прощевай, старушка!
Тарасов на орешки не претендовал. Интуиция молчала, Свах во время Татьяниного звонка и вовсе дрых, так что, как говорится, ничто не предвещало.
Обещанная Снежная Королева опаздывала. Свах чавкал силиконовой косточкой и периодически начинал буянить, от чего переноска вибрировала, как готовый взорваться вулкан. Когда щенок в очередной раз едва не навернулся вместе с переноской на пол, Рюрик отвлёкся и не сразу увидел, кто подошёл к его столу.
А когда поднял голову и встретился с вошедшей взглядом, ощутил непреодолимое желание спрятаться, исчезнуть, раствориться в воздухе. Или как минимум забраться к Сваху в переноску и закрыться изнутри.
– Вы? – охнула Ольга, отпрянув от неожиданности. – Это вы Свах?
– Нет, Свах – это щенок. А я так, при нём… – У Рюрика горели щёки, словно он натворил что-то предосудительное.
А что, собственно, такого? Чего ему стесняться? Вот если бы она стриптизёра вызвала, а пришёл он – это да, было бы крайне неловко. Натуральный пердимонокль!
Но зато теперь он знает, как зовут соседку. Хоть какой-то плюс.
– Так вот вы чем занимаетесь! – теперь уже гневно произнесла барышня, сверкнув глазками.
– Можно подумать, я в маршрутках кошельки тырю, – возмутился Рюрик. – Что вы опять орёте?
Ах да, Ханина же предупреждала, у девушки комплекс начальника, она при виде мужиков, как оса, сразу выпускает жало и начинает им угрожающе водить в разные стороны.
– Я, между прочим, – вспыхнула Ольга, – вообще идти не хотела. Меня заставили. Не собираюсь я замуж!
– Да-да, ко мне именно потому все и приходят, что не хотят замуж, – съехидничал Тарасов, мысленно тут же дав себе по башке. Нет, ну вот кто за язык-то тянул? Сам не меньше этой Ольги выпендривается. А всё почему? Потому что тоже стесняется. Двое стесняющихся за одним столиком – это перебор.
Девушка насупилась и прикусила губу. Вид у неё был совершенно несчастный. Вот сейчас, на мгновение забыв про привычную колючую маску, она была похожа на тот образ, который описывала ему накануне Татьяна: хрупкая, ранимая, трепетная.
– Вы можете рассказать мне всё, без утайки, как… Как гинекологу, вот! – брякнул Рюрик. Почему-то он решил, что упоминание женского доктора максимально точно обозначит необходимую степень откровенности.
– Да не хочу я вам ничего рассказывать! Извращенец! – Ольга вскочила, едва не опрокинув стул. – Как не стыдно! Ещё и собаку в это втянули!
И она пулей вылетела из бара, мелькая изящными ножками.
А Тарасов вдруг понял, почему вечно вёл себя с ней как последний идиот. Потому что соседка ему нравилась, а Рюрик категорически не желал этого признавать, тщательно вытаптывая любые ростки симпатии, как слон, танцующий на клумбе. Наверное, тоже, как и Оля, боялся настоящей привязанности. Одно дело – мечтать о большой и светлой любви, и совсем другое – действительно отдать своё сердце кому-то. А если разобьёт? Другого-то нет.