Люблю секретных агентов
Шрифт:
– Ни за что, – помотала головой подруга. – Очень надо! Пусть этим мужики занимаются!
– Ладно, уговорили. Барахолка, так барахолка, – окончательно сдался Бобчик. – Пусть Псы Войны вооружатся по самые зубы! Только этого нам не хватало для полного счастья.
Бурлящая, как самовар, знаменитая лимская барахолка раскинула свои ряды в ста метрах от президентского дворца. Она благоухала и шумела, резала глаза пёстрыми красками традиционных индейских нарядов и ошеломляла
Адела подпрыгивала от возбуждения, как юный фокстерьер, которого хозяин держит на коротком поводке. На каждом прилавке ей мерещились древние произведения доколумбова искусства. Ещё немного – и она утрёт нос знаменитым искусствоведам!
Бобчик вздыхал, брезгливо морщился, и старался на всякий случай ни к чему не прикасаться.
– Может, разделимся, – предложила я. – Поскольку нас интересуют совершенно несхожие вещи, мы будем только мешать друг другу.
– А ты не боишься остаться одна? – спросил Бобчик. – Вдруг здесь появится Фрэнк и нападёт на тебя?
– Насчёт этого ты можешь быть спокоен, – покачала головой я. – Если он где-либо и решится напасть на меня, так только не на барахолке. Ну так как? Встретимся через час на этом самом месте?
– Через два часа, – сказала Адела.
– И не здесь, а в баре через дорогу, – сказал Бобчик. – Там хоть пива можно выпить. Два часа в этом аду я не выдержу.
– "La Pava Vieja" – прочитала я вывеску над баром. – "Старая индюшка". Крутое название!
– Может, у хозяина бара в детстве была любимая ручная индейка, потом её зарезали, чтобы подать на новогодний стол, он страшно переживал, и теперь назвал бар в ей честь? – предположила Адела.
– Тебе бы романы писать, – отдала ей должное я. – От твоих версий прямо слеза прошибает.
– Ладно, я побежала, – чмокнула Бобчика в щёку подруга. – Меня ждут шедевры доколумбовой эпохи!
– А меня – смертельное оружие, – добавила я.
– Завидую вам, – грустно сказал Бобчик. – Меня ожидает только "Старая индюшка".
Когда через час пятьдесят минут я, более или менее вооружённая, вошла в "La Pava Vieja", двое посетителей бара и сам бармен внимательно смотрели на Бобчика.
Мой приятель сидел в самом углу бара лицом к стене, его стул был задвинут глубоко под столик, а локти спрятанных под столом рук ритмично двигались взад-вперёд с небольшой амплитудой. Я тихо прошла между столиков, и мне открылся бобчиков профиль. На его лице застыло слегка напряжённое и отсутствующее выражение. Он был настолько поглощён своим занятием, что не видел и не слышал ничего вокруг.
"Господи, что же он такое
Похоже, бармен и посетители думали о том же самом, и выражение на их лицах было весьма и весьма странным.
– Привет! – наигранно весёлым тоном сказала я.
Бобчик подпрыгнул на месте и испуганно уставился на меня с таким видом, словно я застукала его на месте преступления.
Бармен и посетители тоже вздрогнули.
– Чем это ты тут занимаешься? – не удержавшись, шёпотом спросила я.
– Ничем, – пожал плечами Бобчик. – Соль обтачиваю.
Я подрясла головой.
– Извини?
– Обтачиваю соль, – повторил он.
– Я правильно поняла, ты сказал, что обтачиваешь соль? – на всякий случай уточнила я.
– Именно так я и сказал, – подтвердил Бобчик.
Он уже оправился от испуга, и выражение его лица стало таким же спокойным и приветливым, как обычно. В отличие от Бобчика, мне становилось всё хуже и хуже.
– Значит, ты обтачиваешь соль, – почти не дрогнувшим голосом повторила я, прикидывая с каким именно расстройством психики мне приходится иметь дело, и почему это случилось именно сейчас. – И какую же именно – каменную, поваренную, морскую?
– Новую, – сказал Бобчик. – Что это с тобой? На тебе лица нет. Я это делаю по твоему же совету.
– Отлично, – кивнула я. – Значит, ты по моему совету обтачиваешь соль. И чем же ты её обтачиваешь?
– Как чем? Напильником! Да что с тобой, в самом деле? Тебе нехорошо?
Бобчик движением ног отодвинул стул и вынул руки из-под стола. В одной из них был зажат небольшой треугольный напильник, а в другом – монета.
Бармен разразился хохотом, а двое посетителей оживлённо заговорили, указывая пальцами в нашем направлении.
– О, господи! – выдохнула я. – Так ты же обтачиваешь соль!
– Кажется, я об этом уже упоминал, – с лёгким удивленим произнёс Бобчик. – Это ведь ты посоветовала обзавестись смертельным оружием. А ты что подумала?
– Да так, ничего, – соврала я, усаживаясь за столик. – Просто я ещё не привыкла к названию перуанских денег.
Свою национальную валюту перуанцы назвали в честь солнца – главного божества древних инков. По-испански "солнце" звучало, как "соль". После того, как из-за неуклонно растущей инфляции буханка хлеба стала стоить около тысячи солей, а зарплаты начали исчисляться в миллионах, перуанское правительство убрало с денег лишние три нолика, а обновлённая и резко возросшая в цене валюта стала называться "нуэво соль" – "новое солнце".