Люблю только тебя
Шрифт:
Через полчаса мы уже сидели в нашей столовой. Он пил виски с содовой, я пиво, хотя обычно с утра не пью спиртного.
– А где Глориоза? – спросил он вкрадчиво.
– Уехала к родственникам.
– К родственникам? – переспросил он. – И надолго?
– Не знаю.
– Что это она вдруг тебя бросила? Или вы поссорились?
– У нас нет причин для размолвок, – ответил я резко.
– Да, хорошо быть слепым. Я всегда тебе завидовал.
Я молчал. Присутствие Генриха угнетало и раздражало меня. Но я не мог указать на дверь человеку, с которым был столько
Он стал изливать душу. Оказывается, Хильда приревновала его к цветной служанке и жестоко избила девушку. Чтобы история не получила огласки, Генриху пришлось заплатить кругленькую сумму. Их новая служанка настоящая кви, [48] рассказывал Генрих. К тому же грязнуля и совсем не умеет готовить.
– У нас в доме теперь, как в самом захудалом портовом баре, – жаловался он. – Черт бы побрал этих старых жен-мегер!
– Зато у нее белая кожа, – ввернул я не без ехидства. – Быть белокожим в этой стране, все равно что иметь бессрочный пропуск в рай.
48
Одноглазая колдунья.
– Черт бы побрал эту страну! – рявкнул Генрих. – Они все тут круглые идиоты. И твои цветные тоже. Почему они позволили белым вытирать об себя ноги?..
Он бушевал еще несколько минут, потом внезапно сник. Вскоре я услышал его храп. Значит, он здорово накачался виски.
Меня потянуло на воздух. Я кликнул Исебу и вышел на улицу. Дождь прекратился. Лучи осеннего солнца, вырываясь из-за туч, робко ласкали мое лицо.
Она где-то рядом, думал я. Пламенная Лилия, ну почему ты не хочешь со мной встречаться? Неужели я тебя чем-то обидел? Прости, если это так.
Я вернулся домой минут через сорок. Генриха уже не было. Запах, который он оставил после себя, что-то мне напомнил. Я напряг память…
Конечно! Именно так пахло в доме в тот день, когда я вернулся от дантиста и Пламенная Лилия сказала мне, что ей нужно уехать. Именно так.
Мой мозг лихорадочно заработал. Генрих побывал в мое отсутствие и что-то такое сказал Пламенной Лилии обо мне, о моем прошлом. Но что? О Лорхен я ей рассказывал. К тому же я знал отношение Пламенной Лилии к прошлому – она считала, наша жизнь состоит из не связанных между собой длинных сновидений и человек не властен в них что-либо изменить… Ей хотелось, чтобы сон про нас длился дольше всех остальных.
Но она сама его нарушила.
Я набрал номер телефона Генриха. Хильда раздраженно ответила, что его нет дома.
Я не мог сидеть сложа руки. Я должен был найти Генриха и добиться от него признания. Любым способом.
Генрих сидел в «Синем баобабе». Об этом мне сказал Хайнц, едва я туда вошел. Еще он шепнул мне, что Генрих грозился меня убить.
– Быть может, стоит позвонить в полицию, мистер Хоффман? – предложил Хайнц. – У него глаза, как у бешеного быка.
– Я сам с ним разберусь. Я шагнул к стойке.
Генрих встал мне навстречу, скрипнув протезом.
– Говори:
– Что я ей сказал? – Он мерзко расхохотался и грязно, по-солдатски, выругался. – Вот что я ей сказал. Но только не словами.
В бешенстве я бросился на него. Если бы не Хайнц, успевший схватить меня за руку, клянусь, быть бы Генриху на том свете. Хайнц позвал кого-то на помощь, и мне больно скрутили за спиной руки. Боль эта, вероятно, спасла меня от худшего – мое сердце могло не выдержать того, что я узнал.
Генрих не унимался.
– Эта грязная тварь еще сопротивлялась. Я оказал такую честь ее вонючей п… Она расцарапала мне физиономию, и моя старая сука после этого окончательно взбесилась. Пришлось отходить ее по сраке ремнем. У этой твоей штучки… – Он снова заговорил на солдатском лексиконе.
Кто-то влепил ему затрещину. Хайнц и его жена отвезли меня домой и уложили в постель.
– Мистер Хоффман, я думаю, он врет, – говорил Хайнц. – Я почти уверен в этом. Он законченный алкоголик. Я видел Глориозу только вчера. Она была вся в белом. Очень нарядная и…
– Где ты ее видел, Хайнц? – нетерпеливо перебил я его.
– В квартале от вашего дома. Возле аптеки мистера Бернштейна. Вы ведь знаете, он обслуживает и цветных тоже.
Я вскочил, несмотря на протесты Хайнца и Греты. Через пять минут я уже был в аптеке мистера Бернштейна.
– Она покупала у меня марлю. Много марли, – сказал старик. – Я спросил, зачем ей столько марли, а она говорит, ей велела купить столько марли эта… как ее… словом, ворожея. Хорошая девушка эта ваша Глориоза, мистер Хоффман. Она к вам вернется, вот увидите. Я прожил в этой стране всю жизнь и хорошо знаю местных женщин. Они преданы мужчине душой и телом. После того как придумали этот глупый закон о смешанных браках, белые мужчины стали гораздо больше пить.
Я вернулся домой и лег на кровать. Меня знобило. К вечеру подскочила температура и начался бред. Круги Дантова ада в сравнении с ним могут показаться лишь комнатой страха в детском парке. Нет смысла пересказывать эти кошмары. Они были возмездием за военные преступления, про которые я стал было забывать в объятиях Пламенной Лилии. Я прожил за одну ночь жизнь длиной в вечность. Страшную жизнь. Очнулся я вконец обессиленный.
И услышал ее шаги.
Я силился встать. Мне удалось это с третьей попытки. Я слышал, как на кухне льется вода. Я шел на этот восхитительный звук, цепляясь за стены.
– Вам нельзя вставать, – услышал я незнакомый женский голос. – Доктор сказал, у вас лихорадка.
– А где она? Я слышал ее шаги. Где Пламенная Лилия?
– Она ушла. Она была с вами всю ночь.
– Кто вы?
– Меня зовут Протея. Я – старшая сестра Пламенной Лилии. Я буду с вами весь день.
Я опустился на табурет и разрыдался. Подобное со мной случилось впервые – я не плакал даже в детстве.
Протея заставила меня принять какое-то сладковатое пойло. Мне стало легче.
– Почему Пламенная Лилия меня избегает? – спросил я у Протеи. – Прошу вас, ответьте мне.