Любовь без дресс-кода
Шрифт:
— Нет, из-за другого! — божечки-кошечки, что ж он такой упоротый-то стал! — Но я думаю, ему бы лучше темно-красный!
Я задумчиво представила Вадима с темно-красными кудрями и это было прямо секси!
Так, стоп. Мы расстались. Никакого секси.
— Яна! Ты самый лучший mad… — Герард выпустил телефон и тот грустно булькнул в бокал с пивом. — Лучший M"adchen! Но ты не права! Нельзя бросать мужчину, потому что он не перекрасил голову! Ведь он не требовал, чтобы ты перекрасила… А знаешь…
Тут он задумался. И завис. Я
— А знаешь… Пойдем, я перекрашу! — вдруг заявил Герард, вставая. Он подозрительно покачивался, но в принципе идти мог. Я представила себе, как он зелененький приезжает в Москву и идет общаться с Вадимом, а тот, едва избавившись от девушки-неформалки вынужден общаться с партнером-неформалом, и начала хихикать. И хихикала, хихикала, хихикала, пока официантка вдруг не поставила передо мной стакан простой воды.
И только тогда поняла, что делаю это уже не меньше десяти минут. И не могу остановиться.
— Яна… — Герард смотрел на меня несфокусированным взглядом. — Отложи телефон!
— Почему? — удивилась я.
— Ты смотришь на него весь вечер каждые пять минут. Мужчина не будет тебе звонить, если ты сама его бросила. Мы гордые.
И снова нормально говорит. Он притворялся, что ли? Зачем?
— Ты была такая грустная, — ответил Герард на этот вопрос, вероятно, написанный у меня на лице. — Я думал, если я буду клоун, ты повеселишь.
— Повеселеешь, — автоматически поправила я. Нет, все-таки он изрядно пьян. — Не надо, слушай. Мне просто нужно время. Не каждый день бросаешь красивого миллионера, знаешь ли!
— Я тоже красивый миллионер, — заявил Герард.
— Ты любишь белые колготки.
— Яна!
— Теперь ты сочувствуешь Вадиму? — усмехнулась я.
— Я завидую ему, — грустно сказал Герард и щелкнул пальцами. Перед ним поставили еще один бокал с пивом.
Как-то я не решилась ему намекнуть, что уже хватит. Сам взрослый мальчик. Но я не ожидала, что я ему все еще нравлюсь до такой степени, чтобы не просто погулять со мной по городу, а еще и делать такие вот заявления. Может быть, того, клин клином?
Опять же, если все сложится, можно будет пожить в городе, где я не буду самой странной! Это приятно освежает восприятие. Я снова посмотрела на телефон, на этот раз отследив, что я это делаю. Черт. Черт. Черт.
Герард сделал несколько глотков пива, посмотрел на бокал и, решительно отодвинув его, сказал:
— Поехали ко мне. Будем спать!
Глава 62. Возвращение
Но конечно спать никто не поехал.
Потому что Берлин — город клубов! Я в клубах не была лет с двадцати!
И, не знаю, может быть, это только у меня так, но после окончания отношений я всегда чувствовала себя так, словно вернулась в момент перед их началом.
Впрочем, Герард ощущал примерно то же самое. Потому что дурь — заразна.
Он совершенно не знал берлинскую ночную жизнь, но мы выходили на улицу, находили самых странных фриков в окрестностях, шли за ними и неизменно попадали в какое-нибудь крутое местечко.
Классические панки, увешанные железным хламом и с неоновыми гребнями привели нас в подземный ангар, где звучали техно и транс 90-х, невероятно смешная музыка, которая, кажется, вызвала у Герарда слезы ностальгии.
Последовав за стайкой русалок в серебристой чешуе и огромных ботинках, попали в странное местечко, похожее на дом с привидениями. Там было много маленьких комнат, в каждой играло что-то свое, лестницы никуда не вели, зеркала оказывались дверями в узкие коридоры и самыми популярными местами почему-то были верхние этажи двухъярусных кроватей, с которых свешивались по пять пар ног.
К самым забавным коктейлям нас привели вполне приличные люди в совершенно казуальной одежде — но, к счастью, я заметила, что у них у всех странные глаза: полностью белые или с вертикальным зрачком или кислотной спиралью. Мы проследили за ними и не пожалели. Маленький бар, подсвеченный только фонариками на уровне пола, накрывал плотный туман, частью от кальянов, а частью от дым-машин, спрятанных под стойкой.
Каждый раз, когда мне хотелось посмотреть на телефон, я выпивала еще глоток. Неудивительно, что мы так набрались.
Только когда окончательно рассвело мы все-таки доехали к Герарду — но ничего интересного дальше не было, потому что обоих начисто срубило. А через три часа мы проснулись и пошли в Берлинскую картинную галерею.
Где Герард непрерывно бурчал о том, что только русские могут при таком похмелье наслаждаться искусством. И вообще они — то есть мы — сами не свои по всей этой культуре: хочешь услышать русскую речь — иди в музей. В чем-то он был, конечно, прав. Каждая вторая компания в галерее говорила по-русски.
Ночью мы повторили рейд по барам, и к утру я потихоньку начала понимать, почему этим обычно занимается молодежь. Мои грядущие тридцать мягко намекнули мне, что спать надо больше, пить меньше, а лучше вообще перейти на воду и витаминки. Судя по виду Герарда, он тоже держался на одном упрямстве. Но и то наутро малодушно сбежал от перспективы отправиться в очередной музей, сославшись на работу.
С каждым днем я все реже проверяла телефон. Даже нервная привычка может утихнуть. Мне даже начало казаться, что я пережила эту историю довольно легко. Вернусь домой — и все будет как раньше, словно и не было этих нескольких месяцев в башне «Федерация»: сладких ночей, туманных рассветов, счастливых улыбок.