Любовь Демона
Шрифт:
— Принцесса, ты пока побудешь с мамой и бабушкой, а я съезжу по делам. Я недолго, обещаю. Ты не заметишь, как быстро пройдет время.
— Ты хочешь вернуться, Демьян? — переспрашивает Ангелина, понизив голос. Оборачиваюсь. Она выглядит по настоящему шокированной.
— А что тебя так удивляет?
— Ты же не выспался, устал. Началась рабочая неделя, тебе неудобно ночевать в больнице.
— А тебе удобно? — смотрю прямо в глаза. Она отводит взгляд.
— Я привыкла...
— Вот и я буду привыкать.
Она вспыхивает, но молчит. И мне не хочется говорить лишнего в присутствии Лидии. Не будь ее, я бы добавил, что в жизни самой Ангелины я тоже планирую принять самое живое участие.
Но эти слова не предназначены для чужих ушей. Это только для нее, это между нами. И почему-то сейчас мне кажется, что Ангел не стала бы возражать.
Я скажу потом, наедине.
Прощаюсь с Лидией и разве что не кланяюсь. Но неожиданно Ангелина заявляет:
— Я пойду тебя проводить.
— Хочешь убедиться, что я в самом деле уехал? — тупо шучу, но она игнорирует сказанные слова. Не отвечает, первой выходит из палаты и останавливается в проеме, выжидательно глядя на меня.
Выхожу следом, она разворачивается и хватает за руку.
— Спасибо тебе, Демьян.
— За что? — я даже охуеть не успел.
— Ты заступился за нас перед Анной. Все-таки, она твоя мать, а мы... я...
— Я ничего не сказал такого, что не соответствовало бы действительности, Ангелина, — перебиваю ее. — Вы с Миланкой моя семья. Даже если ты против. Даже если ты думаешь по другому. Я для себя все решил.
Она смущается, отпускает глаза.
— Ты сейчас в офис? — неуклюже меняет тему. Беру ее лицо в ладони, притягиваю вплотную.
— Я сейчас поеду к матери. Нам с ней есть о чем поговорить. Но я хочу, чтобы ты знала: все заплатят, Ангел. Никто не останется прощенным, даже моя мать.
— Демьян, ты же не станешь... — она не договаривает. С ужасом смотрит мне в глаза.
Надеюсь, там ничего не написано. А я не собираюсь перекладывать на нее ответственность за свои грехи.
И мне есть на кого выпускать демонов.
— Не волнуйся, я никого не убью, — заверяю ее и спрашиваю изменившимся голосом. — Можно?..
Она смотрит уже не с ужасом, больше с потрясением. И я пользуюсь ситуацией, справедливо расценив молчание как знак согласия.
Осторожно касаюсь губами ее теплых губ. Молнией пронзает острое чувство, смешанное из желания, любви и похоти.
Я люблю ее. Пиздец, как люблю.
Так скажи ей об этом, долбоеб!
— Я тебя пиздец как люблю, Ангел, — говорю хрипло и быстрым шагом иду к выходу. Быстрым, потому что уходить вообще не хочется.
***
Возле дома матери замечаю автомобиль моей охраны. Это хорошо, так я могу
Сам не спешу выходить из машины. Говорить с матерью не хочется.
Видеть ее не хочется, не то, что говорить.
Если бы даже у меня оставались сомнения, что Ангелина говорит правду, то сегодня я получил все возможные доказательства. И могу с уверенностью заявить — моя мать сделала все, чтобы разлучить меня с любимой девушкой и моим ребенком.
Но весь трэш даже не в этом, а в том, КАК она это сделала.
Кладу руки на руль, упираюсь в них лбом. Закрываю глаза и представляю весь этот пиздец.
То, что я видел на видео и считал изменой, было подставой. И все могло закончиться совсем по-другому, окажись Артур не таким ссыкливым. Или выбери мать вместо него кого-то еще более гнилого.
От одной мысли, что Ангел уже была беременна Миланкой, внутри разливается холодная ярость. Ее могло не быть, она просто могла не родиться.
И моей матери на это наплевать. Она не пришла в ужас от того, что чуть не убила собственную внучку, наоборот.
Я видел, она не справилась с собой возле больницы.
Только теперь понимаю, насколько мать хорошо умеет владеть собой. Сегодня глядя на Ангелину она не смогла сдержать ненависти.
Именно ненависть читалась в ее глазах, ненавистью был пропитан ее голос. И это повергает меня в шок.
Почему я раньше никогда этого не замечал? Как она так умело притворялась?
Выбираюсь из машины, медленно поднимаюсь на нужный этаж без лифта.
Она моя мать и не перестанет ею быть. Но сейчас передо мной стоит выбор, и в своем решении я не сомневаюсь ни на секунду.
Только в груди все равно болит.
Я помню, как мы наряжали елку на Новый год. Я разбил свою любимую игрушку — елочный домик. У него раскололась крыша, и мама сделала новую из картона. Посадила на клей, и мне новая крыша казалась в сто раз лучше прежней. Здесь даже дымоход был.
Теперь она собственными руками вдребезги расхерачила мое сердце и сломала жизнь, а я сам уже поставил себе новое, картонное. И жизнь проживал картонную.
Почему, мама? Я же так тебе верил...
Дверь не заперта, в прихожей встречает охранник.
— Демьян Андреевич, Анна Александровна просила...
— Демьян, сынок... — его перебивает мать, появляясь на пороге гостиной. Судорожно всхлипывает, прижимая к груди руки.
— Иди в комнату, мама, — говорю ей, делая знак парням оставаться здесь, — поговорим.
Она идет с готовностью, но стоит мне переступить порог, разворачивается и заговаривает первой. Говорит быстро, чтобы я не успел вклиниться.
— Это все неправда, сынок, не верь ей. Она всегда хотела нас поссорить.