Любовь Демона
Шрифт:
В дверях показывается водитель. Я его знаю, он работает в нашей компании. То есть, в компании Демьяна.
— Демьян Андреевич сказал вам помочь нести сумки.
— Спасибо, Михаил, здесь нечего помогать, — возражаю, но он перехватывает ручки.
— Ничего не знаю. Мне сказано помочь, — ворчливо отвечает Михаил и выходит.
Окидываю взглядом комнату, как будто все взяла. В последний момент сдергиваю с вешалки Миланкину курточку и кладу в пакет ботинки. Демьян нес ее в одеяле, я только теплые
Обратная дорога в больницу кажется втрое длиннее. На этаж взлетаю первой, пока Михаил возится возле багажника. Берусь за ручку двери и замираю.
Дверь в палату приоткрыта, из проема доносится смех Миланки.
Не верю своим ушам.
Может, там есть кто-то еще? Нет, я не думаю, что Демьян способен обидеть ребенка, но на фотосессиях он особо не стремился с ней общаться. Малышку нянчил весь коллектив, а он только наблюдал снисходительно...
Но на фоне детского голоска звучит низкий мужской голос, и я застываю в полном шоке. Потому что это голос Каренина.
— Мишка рассердился и ногою топ! Больше я не буду шишки собирать...
Этот стишок про мишку косолапого, который по лесу идет, Миланке рассказал Григорий. Стишок ей так понравился, что она заставила всех его выучить наизусть.
И теперь его своим грубоватым хриплым голосом читает Каренин. Причем партию медведя он проговаривает с особой модуляцией...
Подглядывать и подслушивать нехорошо, но я все же осторожно заглядываю в палату. И щипаю себя за руку, чтобы убедиться, что это не сон.
Хочется еще и глаза протереть, чтобы точно быть уверенной.
Демьян держит перед собой телефон и читает с экрана. Во второй руке он держит медведя, которым «ходит» по подоконнику. Миланка сидит у Каренина на коленях, обхватив за шею ладошками, и счастливо смеется.
Залипаю на эту сцену, сглатывая подступивший к горлу ком. Моя дочка никогда бы не стала так себя вести с чужим человеком. Никогда...
— Папа, исчо, давай исчо пло мифку!
У меня немеют ноги.
Папа? Демьян сказал Миланке, что он ее папа?
— У меня уже язык болит, детка, — Демьян старается говорить жалобно, но даже я бы ему не поверила.
— Ну па-а-п!
— Ну Мила-а-н!
— Тогда коситьки!
— Косички? Хм... — хрипло тянет Демьян и подносит телефон ближе. — Окей, гугл, как заплетать косички?
Я уже не прячусь. Стою в дверях как завороженная и смотрю, как большой грубоватый мужчина расчесывает пальцами волосы нашей дочки.
— Милаш, может подождем, пока мама привезет расческу? А то у тебя такие же волосы как у нее, густые и длинные.
Дочка согласно кивает, ловит руку Демьяна и прикладывает к сияющему улыбающемуся личику. Жмется к его ладони щекой.
— Папа!
И за то, что у Каренина в этот момент на шее дергается кадык, я готова
— Вы позволите? — слышу за спиной, оборачиваюсь. За мной стоит медсестра с градусником в руке.
Демьян поднимает голову, ловлю на себе смущенный взгляд и в который раз за сегодня впадаю в состояние шока.
— Миланка, смотри, мама пришла, — зовет Каренин, и я быстро прохожу в палату.
— Мамуля! — дочка повисает у меня на шее.
— Ребенку надо померить температуру, — медсестра крутит в руке градусник, и его отбирает Каренин.
— Ребенок, иди, тебе папа будет температуру мерить, — зовет он малышку. Она вопросительно на меня смотрит, а в глазах горит нетерпение.
— Иди к папе, малышка, — говорю, сипло глотая буквы, потому что впервые в жизни так называю Демьяна.
***
Демьян
Стою, уперевшись руками в подоконник, лбом подпираю оконное стекло. Стекло холодит кожу, заодно остужая кипящий мозг.
В палате темно, лишь приглушенный свет ночника отбрасывает мягкие тени.
За моей спиной сопит на подушке моя дочка. Рядом с ней, нежно обвив малышку руками, спит Ангелина.
Я специально отвернулся, чтобы на них не смотреть. Слишком больно.
Но и уйти не могу. Кажется, мое сердце где-то там лежит между ними. Еле трепыхается, а они согревают его своим дыханием.
Как я уйду без сердца? Я же сдохну, как только переступлю через порог.
Ангелина укладывала Миланку спать и вместе с ней уснула. Наша дочь — мелкая хитрюга. Она отказалась ложиться на маленькую кровать, Ангелине пришлось лечь с ней. Она бы и меня затащила, будь здесь кровать побольше. Как у меня дома.
Закрываю глаза. Представляю, как мы лежим втроем на моей огромной кровати. Миланка просит меня «Па-а-ап, пло мифку!», а Ангелина смеется, глядя на нас обоих.
Все, я теперь официально папа. Меня очередная докторша спросила, когда пришла Миланку осматривать. Я же там всех на уши поднял. Строго так очки поправила и в лоб:
— Вы папа?
Я даже растеряться не успел.
— Папа, — кивнул. А сам не переставал дочку к себе прижимать.
Она сама высвободила голову и посмотрела пристально так, точно как Ангелина.
— Настоясций?
Я хотел ответить и не смог, горло как клещами сдавило. Только кивнул. И снова в свою грудь личиком впечатал.
Нечего так сверлить мамиными глазами своего папу-уебана, моя детка...
Она даже не спросила, где я шлялся столько времени. Просто поверила, что я папа, будто я всегда с ней был. Будто ее не бросал.
Честно, я боялся, что спросит. Я расскажу ей, потом, когда она подрастет. Когда меня полюбит и сможет простить. А вот прямо сейчас я не готов, потому что дико боюсь ее потерять.