Любовь Демона

Тоцка Тала

Ангел не сопротивляется, только ее ладонь чуть дрожит в моей.

Как только дверь ее номера закрывается, вжимаю девчонку в стену.

— Теперь не отвертишься.

Рывком срываю с нее халат, руки жадно блуждают по ее охуенному телу.

Хочу ее всю, прямо сейчас, без остатка.

Ее кожа горит и плавится под моими пальцами. Ангел вздрагивает от каждого моего движения. Губами блуждаю по ее шее, прикусываю, оставляя заметные следы. Хочу, чтобы весь мир знал — это моя любимая.

Только моя.

Любимая

смотрит широко раскрытыми глазами.

Ее пальцы путаются от нетерпения, когда она стягивает одежду, обнажая мое тело.

Я не мешаю, кайфую, давая девчонке полную свободу действий.

Ангелина трогает меня, ее пальцы обжигают, скользят по коже. Гладят плечи, сползают на грудь и вниз, к прессу. Перебирают короткие волоски на животе, которые спускаются вниз к ремню.

— Расстегни, — говорю хрипло. Она подчиняется.

Берется за пряжку ремня, наклоняется и целует в ключицу. Бросает быстрый взгляд из-под опущенных ресниц и проводит язычком.

Ну все, пиздец.

Подхватываю ее под попку, вскидываю на руки. Стройные ножки обвиваются вокруг моей талии, сжимают коленями.

Падаю вместе с ней на кровать, не даю ни секунды опомниться.

Нависаю над ней, сжимаю голые бедра. Опускаюсь к ее охуенной груди, и по очереди втягиваю ртом тугие горошины сосков.

Ангелина вскрикивает, извивается подо мной. По ее стонам могу определить, что между ножками у нее уже все мокро.

— Люблю, — коротко выдыхаю и резко врываюсь в тесную влажность. Она сразу обхватывает меня, сжимается внутри, и я с трудом балансирую на грани нормальности.

Выжидаю несколько секунд, давая Ангелу время меня вспомнить. И начинаю толчки.

Сначала резкие, вколачивающиеся, потом плавные, глубокие. Меняю угол проникновения, Выхожу на всю длину и ласкаю ее головкой. А затем снова вбиваюсь.

Ангелина мечется подо мной. Такая красивая. Распластанная, с разметавшимися волосами, с широко раздвинутыми коленями. Сама перекатывает между пальцами соски, мнет грудь.

Моя девочка охуенная.

Ну хватит, поигрались. А то у меня вот-вот сорвет рубильник.

Двигаюсь быстро, жадно. Ангел выкрикивает мое имя, ее ногти впиваются в мои плечи, ее бедра подаются навстречу.

Ее стоны смешиваются с моим рваным хриплым дыханием. Ее тело раскрывается для меня снова и снова. Ее пальцы впиваются, царапают, ее ноги обвивают, не давая остановиться.

Чувствую, как напряглось ее тело, как она выгнулась дугой, и срываюсь на бешеный темп.

Она кончает первой, я почти сразу за ней. Мы оба теряемся в моменте, в ощущениях, тонем друг в друге.

Она еще пульсирует, еще насаживается, но уже дыхание становится спокойнее. Тело расслабляется подо мной, но она не отпускает меня. И я держу крепко.

— Ты больше не уйдешь от меня, — шепчу, прижимаясь губами к густым охуенно пахнущим волосам. — Ты больше меня не бросишь.

Она

не отвечает, просто целует в мокрую от пота грудь.

И я боюсь, что моя грудная клетка сейчас взорвется.

Теперь Ангел моя. Навсегда.

***

Ангелина

Я не знаю, сколько раз было у нас с Демьяном. Я отпустила себя, позволила себе ни о чем не думать, растворилась в ощущениях.

Я словно вернулась в прошлое, где мы были только вдвоем, потому и проспала. Проснулась от голоса дочки, звенящего от обиды, страха и отчаяния.

— Папа, мама! Вы где? Пааааап...

Открываю глаза, слетаю с кровати и натыкаюсь на Демьяна, прыгающего на одной ноге. Вторую ногу он на ходу пытается всунуть в штанину.

— Проснулась! — говорим хором. Я хватаю халат, но Демьян меня останавливает.

— Не надо, Ангел, я сам, — натягивает штаны, хватает меня за щеки и жадно целует. Как будто это не он провел сегодняшнюю ночь практически во мне... — Ты иди в душ и спускайся к завтраку. Походу мы проспали.

Хлопает дверью, и уже через секунду я слышу из лежащего на тумбочке телефона его осипший голос.

— Я здесь, папина радость, я никуда не ушел.

Папина радость обиженно всхлипывает. Судя по звукам, доносящимся из динамика, тянется к Демьяну, и тот берет ее на руки.

— Мне было стласно...

— Ну прости, прости, медвежонок, — мурлычет Каренин, в его голосе слышится такая нежность, что в носу начинает щипать.

Чтобы окончательно не раскиснуть, иду в ванную, и когда вижу себя в зеркале, шокировано замираю.

Теперь ясно, почему Демьян отправил меня в душ и не пустил к дочке. Губы покусаны, шея в засосах, голова всклокочена.

Как хорошо, что ребенок меня такой не видел!

Приглаживаю волосы, вглядываюсь в отражение. Зато глаза блестят. И улыбаться хочется, губы сами собой в улыбке растягиваются.

Спохватываюсь, что Демьян с Миланкой ждут меня к завтраку. Ныряю под душ, наспех подсушиваю волосы. Смазываю губы гигиеническим блеском, засосы прячу под воротником гольфа. Почти до подбородка дотягиваю.

В двери номера раздается стук.

— Маааам! Мама! — требовательно зовет дочка.

Распахиваю дверь. Миланка бросается ко мне, обхватывает ноги.

— Доченька, доброе утро! — поднимаю малышку на руки, целую, а сама тону во взгляде, которым окутывает меня Демьян.

— Папу обними! — требует наша неугомонная дочка. Демьян хитро ей подмигивает.

— Я лучше сам вас обниму. Обеих.

Берет в замок, сцепляет руки, и мы с Миланкой оказываемся прижатыми к широкой твердой груди.

— Задусыс! — хохочет дочка, держась одной рукой за его шею, другой за мою.

— Давайте уже пойдем завтракать, — предлагает Демьян, — я такой голодный, что сейчас съем одну маленькую девочку!