Любовь дикая и прекрасная
Шрифт:
Вынесли новый поднос, и Патрик улыбнулся.
– Вот это больше похоже на дело, черт возьми!
На бледно-голубом бархате в гнездах располагались четыре кольца, бриллиантовая слеза, рубиновое сердце, круглый сапфир и квадратный изумруд. Каждое было в тяжелой золотой оправе. Граф тщательно изучил их по очереди, спрашивая цену. Наконец, выбрав кольцо с рубином, сказал:
– Беру это, но с одним условием.
– С каким же, милорд?
– Пошлите одного из ваших подмастерьев к банкирам Кира на Голдсмитс-лейн. Передайте им, что граф Гленкерк
Хозяин почтительно поклонился и велел одному из своих парней идти по указанному адресу. Ювелир не запрашивал лишнего, цены были честные, и теперь за это он благодарил Бога. Заполучить такого клиента, как граф Гленкерк, – большая удача. «Если граф купит кольцо, – думал торговец, – то жена заимеет новый плащ, с которым она приставала всю зиму, а любовница получит кружевной чепец, о котором давно мечтала». Вскоре подмастерье вернулся, ведя за собой какого-то человека.
– Бенджамен! – приветствовал граф, схватив вновь прибывшего за руку.
– Рад вас видеть, милорд. Как давно в Эдинбурге?
– Только сегодня приехал. И со мной мой дядя Чарлз.
Мы остановились в доме брата неподалеку от Хай-стрит.
– Да, – сказал Бенджамен Кира, – я знаю этот дом. Я разговаривал с лордом Адамом и его женой, прежде чем они уехали во Францию.
Он улыбнулся графу.
– Итак, вы хотите приобрести драгоценности?
– Да, для моей будущей жены, леди Катрионы.
– Так, – задумчиво произнес Бенджамен Кира.
Он вообще-то знал, что случилось у графа с невестой, но был слишком воспитан, чтобы это показать. – Кольцо, пожалуйста, маэстро ювелир.
Вставив себе в глаз маленькую лупу, он внимательно разглядывал рубин.
– Так… Да-да. Хм… Да. Хорошо. Очень хорошо! – Кира передал кольцо Патрику и повернулся к торговцу:
– Что ж, маэстро Эйиди, прекрасный камень, хорошая оправа. Ваша цена?
Ювелир назвал.
– Очень справедливо, – подвел итог Кира. – Милорд, вы получаете прекрасную вещь задешево. Позвольте взглянуть на другие кольца из тех, которые вы показывали графу.
Бенджамен Кира снова повернулся к ювелиру. Он тщательно изучил бриллиант, сапфир и изумруд, а затем справился о цене каждого.
– Слишком дешево, – сказал он изумленному ювелиру. – Поднимите цену изумруда на двадцать процентов, а бриллианта и сапфира на десять.
Патрик велел проследить, чтобы ювелиру было уплачено. Поблагодарив банкира за оценку, он распрощался с обоими и покинул лавку.
Над городом повисли серо-синие сумерки. Большими липкими хлопьями начал падать снег. Быстрым шагом Гленкерк вернулся к дому брата. Салли отворила ему дверь, и, помогая снять плащ и шляпу, пригласила пройти через зал в семейную гостиную.
– Там горит добрый огонь, милорд, и я принесу вам горячего вина с пряностями.
В гостиной Патрик обнаружил своего дядю вместе с Катрионой, поглощенных партией в шахматы. Они уютно расположились перед камином. Граф ничего не сказал, а просто сел неподалеку. Вошла Салли и поставила бокал возле него.
– Шах и мат, – услышал он слова дяди.
– Вы слишком искусный шахматист для аббата, – сокрушалась Катриона.
– Я обычно выигрываю то, что ставлю целью выиграть, – был ответ.
– В вас говорит Лесли, – засмеялась Катриона. – По-моему, вы на что-то намекаете, дядюшка.
– Да, дитя мое. Какими бы ни были ваши отношения с Патриком, ребенок ни в чем не виноват. Не позволяй ему родиться без имени.
– О! Без имени он не останется! Я собираюсь назвать его Джеймсом, в честь короля. Я видела однажды, как этот парень выезжал верхом. Такой напыщенный мальчуган, но большой красавчик.
Гленкерк закусил губу, чтобы удержаться от смеха. Шалунья, конечно же, нарочно подкалывала аббата и играла свою игру блестяще. Чарлз Лесли очень не по-аббатски разразился целым потоком гаэльских проклятий. Катриона поднялась и присела в реверансе.
– Спокойной ночи, дядя. Я что-то опять устала, – сказала она, покидая комнату.
А Патрика будто и не заметила.
– Кто-то должен отшлепать эту строптивую девку по заду, – прорычал аббат.
– Я уже пробовал, – ответил граф. – Но никакой пользы это не принесло.
Аббат фыркнул.
– Завтра я снова поговорю с ней. А теперь отправлюсь в постель. Ночью следует хорошо отдохнуть, раз уж придется вести борьбу с Катрионой Хэй.
Патрик стоял у окна и смотрел, как падает снег, хлопья которого давно уже покрыли и крыши домов, и пустынную улицу. Дверь гостиной открылась, и вошла Салли с подносом.
– Госпожа подумала, что после прогулки вы проголодались, милорд. Они с дядей поели раньше. – Служанка поставила поднос на стол у камина. – Я скоро вернусь.
Поешьте же!
На подносе стояли миска с дымящимися вареными креветками, тарелка с двумя толстыми ломтями холодной ветчины, маленькая горячая буханочка хлеба, блюдо с несоленым маслом и кувшин коричневого эля. Патрик с аппетитом поглотил все эти кушанья. Вернувшись, Салли принесла тарелку теплого песочного печенья и большую миску блестящих красных яблок. Граф съел все печенье и два яблока. Салли, убирая поднос, тепло ему улыбнулась.
– Приятно смотреть, как вы кушаете, милорд! Прямо как мой брат Нац. А теперь, сэр, если вы посмотрите в том шкафу, – она показала на другой конец комнаты, – то обнаружите хорошее виски. Будут ли еще какие приказания, прежде чем я отправлюсь спать?
– Нет, девочка. Спасибо. Можешь идти.
Снова оставшись в одиночестве, граф налил себе виски и медленно выпил, наслаждаясь его продымленной остротой.
«Уж Катриона всегда отыщет добрую винокурню, – тепло подумал он. – Кат! Ах, милая, я обидел тебя, и теперь мне придется пережить ужасные дни. Завтра дядюшка может разводить какую угодно дипломатию. Но я сам должен поговорить с тобой непременно сегодня».