Любовь и бесчестье
Шрифт:
Монтгомери вылил немного вина на траву возле гондолы.
— Нарекаю тебя «Бестрепетным».
Рэлстон растянул рот в улыбке, и это непривычное выражение лица сделало его лет на двадцать моложе.
Монтгомери надел рукавицы, повернул горелку, поставив ее на полную мощность, и отсалютовал Рэлстону.
— Удачи, ваша милость! — крикнул Рэлстон, перекрывая гудение пламени.
— Отпускайте тросы, Рэлстон! — вторил ему Монтгомери.
Рэлстон кивком подал знак четырем рядам мужчин, и те начали медленно приближаться
Обитатели Донкастер-Холла закричали «ура», когда воздушный корабль начал медленно подниматься. Монтгомери улыбнулся, приятно удивленный их энтузиазмом, и взмахнул рукой. Но минутой позже занялся неотложными делами, связанными с управлением полетом: проверил форсунку, навигационные лопасти и тросы, ведущие к заглушкам.
Как и всегда, подъем на первые двадцать футов вызвал у него такое ощущение, будто его живот рванулся вниз, к ногам. И тотчас же его омыла волна ликования, и кровь быстрее заструилась по жилам.
Пока Монтгомери парил над колышущейся толпой шотландцев, не испытывал чувства одиночества. Люди Донкастер-Холла приветствовали его с гораздо большим радушием, чем он был готов принять. Он был одиннадцатым лордом Фэрфаксом-Донкастером, и они просто признали тот факт, что временно им стал американец.
Холмы вокруг Донкастер-Холла были настолько зелеными, что издали даже отливали синевой и их красота будила в нем инстинкт плантатора. Среди дальних холмов паслась чертова уйма овец, упорно льнущих к каменистой земле у подножия гор. Если бы не овцы, его дед остался бы в Шотландии.
Овцеводство было не в его вкусе, как не привлекало и Монтгомери. Дед скорее был склонен стать арендатором или нанялся бы на службу в Донкастер-Холл служить другому Фэрфаксу. Надо будет расспросить Эдмунда, подумал Монтгомери, о других наемных слугах Донкастер-Холла. Что их здесь держало? Система кланов отошла в прошлое. Возможно, они были привязаны к земле, к стране и к этому месту?
Вероника ощущала точно такую же связь с родными местами.
«Я шотландка, Монтгомери. Мое место здесь».
Монтгомери парил теперь между Донкастер-Холлом и Бен-Уиллисом. Если его устройство сработает, он сможет отвести свой воздушный корабль обратно домой. Если нет, он, как и его шар, окажется во власти ветров, и приземление станет возможно, только если он стравит давление в шаре и выпустит часть нагретого воздуха из его оболочки.
Монтгомери приступил к своему первому действию, слыша ободряющие крики и чувствуя, что и сам готов к ним присоединиться, потому что ему удалось заставить корабль проплыть над домом. Однако вторая попытка сделать поворот оказалась такой же безуспешной, впрочем, как и первая, а его улыбка так и оставалась приклеенной к лицу.
Его внимание привлек странный звук — какое-то шипение. Монтгомери поднял глаза и увидел, что пламя горелки из ярко-синего стало оранжевым, а потом вообще исчезло.
Впрочем, никто из наблюдавших за ним не закричал.
В последний раз, когда возникла подобная неполадка с горелкой, Монтгомери парил над фортом Монро. И в тот раз им с помощником пришлось приземлиться в реку, и эта посадка могла стоить жизни им обоим, если бы пришлось садиться на землю.
Новая попытка зажечь горелку тоже не увенчалась успехом, но в течение еще нескольких минут шар оставался в воздухе, и это дало ему возможность приземляться постепенно. Монтгомери не стал впадать в панику. Годы тренировок вооружили его знанием всех возможных неполадок и способностью действовать быстро и разумно.
Все было бы отлично, если бы чертова гора не оказалась так близко.
Было бы идиотизмом выжить в войне, продолжавшейся четыре года, и так нелепо погибнуть в Шотландском нагорье в такой прекрасный день.
Глава 26
В ту минуту, когда великолепный воздушный корабль Монтгомери был виден на фоне неба и походил на огромное рукотворное синее облако, горло Вероники сжало спазмом, а сердце наполнилось гордостью. Монтгомери это удалось. Он сделал это один, сумел заставить воздух служить себе. Он стал богом и управлял машиной, созданной им самим.
Будто показывая, как он талантлив, корабль изменил направление, сделал поворот влево, кружа над Донкастер-Холлом. Толпа, в которой стояла Вероника, разразилась радостными криками, люди замахали руками.
Вероника оставалась там, где была, и улыбалась, испытывая гордость и трепет восторга за Монтгомери, сумевшего добиться такого успеха. Каким гордым он, должно быть, чувствует себя. Его навигационная система сработала.
Если он смог направлять свой корабль, посылать ему на помощь верховых не требовалось. Он теперь знал, где приземлится, поблизости от реки Тайрн, как в прошлый раз.
Вероника разглядывала оболочку шара, когда тот проплывал мимо второй раз, и гадала, уж не воображает ли все, что видит. На гладкой поверхности шелка появились морщины. Форма оболочки становилась более круглой, как опрокинутая слеза, и точно такая, как шар внутри ее.
Секунды тянулись медленно, как часы, и по мере того как время шло, а Вероника смотрела, шелк становился все более морщинистым.
Толпа вокруг нее начала негромко гудеть: гордость первых минут теперь сменилась тревогой, а затем и страхом.
Монтгомери находился теперь на дальней границе неба над Донкастер-Холлом и больше не летал кругами. Если бы он не сменил направление своего аппарата, он бы врезался прямо в гору Бен-Уиллис.
Женщина, стоявшая перед Вероникой, вскрикнула, когда нос воздушного корабля резко нырнул вниз.