Любовь и бесчестье
Шрифт:
Вероника посмотрела на небо и молча помолилась за родителей. Она пошла по тропинке вдоль реки, но Монтгомери нигде не было видно. Вероника пересекла более низкую часть узкой долины и направилась к арочному мосту. Отсюда хорошо просматривалась винокурня. Трепетный свет в задней части строения свидетельствовал о том, что Монтгомери и в самом деле все еще работал.
На полпути к мосту Вероника пожалела, что не надела более крепкой и прочной обуви. Тонкой подошвой домашней туфли она ощущала каждый камешек, попадавший
Вероника остановилась посреди тропинки, испуганная внезапно возникшим ощущением, что она здесь не одна. Расстояние между винокурней и домом было смехотворным и все же достаточным, чтобы она почувствовала свою уязвимость. Деревья стояли так близко от нее и росли так густо, а от вида глубоких пещер, наполненных тенями, становилось настолько не по себе, что по коже Вероники побежали мурашки.
Как глупо! Она в Донкастер-Холле, а не в каком-нибудь уединенном и незнакомом месте. Что ей потребовалось бы в случае необходимости — это громко закричать, и кто-нибудь непременно прибежал бы. Даже в столь поздний час люди могли работать в конюшнях, или в кузнице, или в любой другой из надворных построек, находившихся поблизости.
Решив оставаться отважной, Вероника наконец приблизилась к винокурне.
— Монтгомери! — окликнула она его из дверного проема.
Поколебалась и снова позвала. Ответа не последовало, и она осторожно вошла внутрь. Свет, который она заметила прежде, теперь был погашен. Неужели муж стоял в темноте, ожидая, пока она удалится?
— Что ты здесь делаешь, Вероника? — спросил он из-за ее спины.
Она подпрыгнула: сердце чуть не выскочило у нее из груди.
— Ты все время был здесь? — спросила она, гадая, не его ли присутствие она чувствовала раньше.
— Что ты здесь делаешь? — снова спросил Монтгомери.
Окруженный тенями, закутанный ночью в нечто вроде плаща, он казался героем волшебной сказки, горцем, явившимся отомстить своим врагам.
Стоя в собственной спальне, Вероника полагала, что идти на поиски мужа вполне разумно. Теперь же почувствовала себя идиоткой.
— Я хотела поблагодарить тебя.
— Поблагодарить меня?
Голос Монтгомери казался ледяным, лишенным эмоций. Как ему удавалось так меняться? Как получалось, что он прячется от мира, окружив себя коконом сдержанности?
— Я поняла, что не должна была этого делать. Спасибо, что ты мне поверил.
Вероника набрала в грудь воздуха.
— Благодарю тебя за то, что женился на мне. Ты спас меня от участи бедной родственницы в доме моего дяди. И за это я до конца жизни буду тебе благодарна.
Монтгомери не ответил. Может быть, его надо просто поцеловать? У них не было никаких сложностей в общении, когда они занимались любовью. Чуть раньше в этом самом строении они разделяли самую настоящую страсть.
— Ты был очень добр ко мне, — сказала Вероника, наконец, чувствуя себя неуклюжей
— Я вовсе не был добр, — ответил он. — Ради Бога, Вероника, не приклеивай мне этот ярлык.
— Монтгомери, — начала Вероника, решившись на риск, — если ты страдаешь, может быть, я могла бы облегчить твое бремя. Мне стало намного легче, когда я рассказала тебе о своих родителях. Разделенная скорбь переносится гораздо легче.
Она сделала к нему шаг, потом еще один.
— Люди не могут выносить такую боль, как ты, Монтгомери.
— Иногда боль — это расплата, Вероника, — ответил он тихо.
— За что тебе приходится расплачиваться? Что ужасного ты совершил?
Монтгомери протянул к ней руку и дотронулся кончиками пальцев до ее щеки.
— Возможно, тебе лучше не знать об этом, Вероника.
Она почти ожидала, что муж оставит ее, скроется в темноте, молчаливый, надменный, неколебимый. Но вместо того чтобы уйти, он положил руки ей на плечи и легким движением привлек ее к себе. Вероника вошла в кольцо рук и прижалась щекой к его груди.
Долгие минуты они так и стояли, сжимая друг друга в объятиях.
— Ты должна уйти, — сказал он, наконец, отступая на шаг.
— Ты пойдешь со мной?
— Мне надо сделать кое-какие приготовления. Завтра утром я поднимусь на воздушном шаре.
— Могу я подняться с тобой?
— Нет, — ответил Монтгомери. — Я буду испытывать навигационную заглушку.
— Это опасно?
Он не ответил, только потянулся к ней и погладил ее щеку тыльной стороной ладони.
— Возвращайся в Донкастер-Холл. Сейчас свежо, и ты неподходяще одета для ночной прогулки. Я приду, как только смогу.
Вероника повернулась и неохотно оставила его.
Позже она проснулась от прикосновения его рук, скользящих по ее коже. Не произнося ни слова, Монтгомери соблазнял ее. Его голова нырнула вниз, и ее сосок оказался между его губами. Он осторожно и нежно потянул его.
Сердце Вероники раскрылось. Кровь с шумом ринулась по жилам. Тело охватил пожар. Он заставил ее положить руки на его бедра, а голову поднять навстречу его поцелую и рванул к себе. К моменту, когда в комнате забрезжил рассвет, они все еще двигались вместе, ища утешения друг в друге и получая его.
Глава 25
— Все будет хорошо, Норма, — говорила Вероника, похлопывая девушку по спине.
Молодая горничная продолжала рыдать, зарывшись лицом в носовой платок. Ее плечи вздрагивали. Вероника потянулась за чашкой, налила чаю и заставила девушку выпить его.
Солнечный свет, струившийся в широкие окна за их спиной, танцевал на волосах Вероники и высекал из них золотые и рыжие искры.
Монтгомери остановился у двери в Розовую гостиную и с любопытством прислушался.