Любовь и бесчестье
Шрифт:
— Почем вам знать, леди Фэрфакс? — спрашивала девушка. — Этого не знает даже миссис Броуди, а уж она-то знает все.
— Не важно, — ответила Вероника, когда девушка вопросительно посмотрела на нее. — Сейчас важно составить план на будущее. Ты можешь родить младенца дома?
Девушка снова разразилась слезами.
— В таком случае нам надо найти для тебя дом, Норма. У тебя есть друзья или другие родные?
— В Глазго есть кузина, леди Фэрфакс.
— Тогда мы напишем ей, Норма.
— Я не хочу ее обременять, леди Фэрфакс.
Несколько
По-видимому, девушка узнала, что у нее будет ребенок, и теперь ее собирались отослать к родным. Это решение не было необычным. Но то, что Вероника сказала дальше, очень отличалась от того, чего он ожидал.
— Тебе не придется ехать к родным без единого пенни, Норма. Я позабочусь об этом. У тебя будут свои средства. Ты не окажешься в роли бедной родственницы.
— О, я не могу их взять, леди Фэрфакс, — сказала Норма, отстраняясь и вытирая глаза. — Это было бы неправильно.
— Неправильно то, что Уильям оставил тебя в таком положении и исчез.
— Он хороший человек, леди Фэрфакс. Он просто испугался.
— Это вообще не по-мужски, Норма, — возразила Вероника твердо. — Мужчины не убегают от сложностей. Они встречают их с открытым забралом. Они не боятся их.
Разве все так? В последние пять лет Монтгомери много раз случалось пугаться и бежать с такой скоростью, будто за ним гнался дьявол. Обстоятельства, а возможно, и гордость заставляли его замирать на месте. Но между тем, что он хотел бы сделать, и тем, что вынужден, часто была огромная разница, и страх, черт бы его побрал.
Когда он вошел в комнату, Вероника покачала головой. Однако Монтгомери не обратил внимания на ее знак и подошел к Норме. Неуклюже похлопал девушку по плечу.
— Уильям — парень из Донкастер-Холла? — спросил он.
Норма выглядела не только напуганной его присутствием, но, судя по всему, не могла даже ответить.
Монтгомери ободряюще улыбнулся и снова похлопал по плечу.
Норма быстро заморгала, губы ее сложились в решительную улыбку, и она посмотрела на него в упор.
— Нет, ваша милость, — сказала она наконец.
— Скажи миссис Броуди, что я предоставил тебе день отдыха. Ступай в свою комнату и отдохни, Норма. Все будет хорошо.
Она медленно встала и кивнула:
— Если вы так говорите, сэр.
Когда девушка ушла, он повернулся к Веронике:
— Я пришел за тобой. Все остальные уже на месте и ждут, когда я стартую.
Они вышли из дома, и, когда приближались к арочному мосту, Монтгомери кивнул, приветствуя людей Донкастер-Холла. Большинство молодых людей, включенных в команду по их собственному желанию, должны были держать тросы. Что же касается женщин, то они собрались на мосту, чтобы лучше видеть воздушный шар.
Монтгомери подвел Веронику к тому месту, где стояла Элспет.
Впереди виднелась полностью надутая оболочка шара, примерно в три раза превышавшая размер
Глаза Вероники широко раскрылись, но она не произнесла ни слов одобрения, ни предостережения, даже не высказала любопытства. Монтгомери стоял лицом к ней и ждал, пока голова ее не запрокинулась и их взгляды не встретились. И только тогда заметил, что она дрожит.
— Не бойся, Вероника, — сказал он тихо, потом склонился к ней и на глазах у собравшейся толпы поцеловал жену.
Она качнулась к нему и положила руки ему на грудь.
Монтгомери прервал поцелуй, грозивший затянуться надолго, погладил Веронику по щеке тыльной стороной ладони и улыбнулся:
— Все будет хорошо.
Однако было похоже, что она не очень поверила ему.
Поколебавшись, Монтгомери направился к винокурне. Впрочем, порой действия более убедительны, чем слова.
— Сегодня великий день, Рэлстон, — сказал Монтгомери, приближаясь к гондоле. Он сделал знак десяти мужчинам, удерживавшим летательный аппарат за тросы.
Оболочка шара все еще вибрировала, будто выказывая нетерпение, как породистый крылатый конь.
— Все в порядке, ваша милость. Все готово.
Оба мужчины, господин и слуга, подняли глаза на гигантскую оболочку голубого шелка. Этот шар отличался от того, на котором Монтгомери летал с Вероникой.
Первый предназначался для изучения воздушных потоков. Этот совсем для другого: чтобы управлять ими. Его оболочка была больше, имела овальную форму и острый нос. А гондола прямоугольной и много длиннее гондолы первого шара.
Если бы эта конструкция и этот опыт полета оказались успешными, Монтгомери намеревался подать петицию правительству Соединенных Штатов с предложением реформировать Корпус воздухоплавания. Воздушный шар имел практическое применение в качестве шпионского приспособления, с тем чтобы с его помощью следить за передвижениями войск противника во время войны.
— Я бы попросил тебя сопровождать меня, — сказал он Рэлстону, — однако ты уже дал мне понять свое отношение к воздухоплаванию.
— Если бы вы попросили меня, я бы ответил отказом, ваша милость. Я шотландец по рождению, британец по закону и горец милостью Божьей, но я не орел.
Монтгомери рассмеялся, ступил в гондолу и принялся в последний раз проверять состояние форсунки.
К его удивлению, Рэлстон, сияя, извлек бутылку вина:
— Думаю, вы не станете возражать, сэр, но я взял это вино из погреба, чтобы окрестить ваш корабль.
— Я назову его «Бестрепетный», — сказал Монтгомери, думая о Веронике.
— Отличный выбор, — одобрил Рэлстон. — Это значит «бесстрашный».
— Или «отважный», — сказал Монтгомери.
Рэлстон вручил ему откупоренную бутылку.